Потери были бессчетны, но как же велика оказалась накопленная к 1917 г. российская культурная мощь, если одной трети ее хватило на быстрое восстановление науки, техники, образования, развитие промышленности и обороны! Большевики к тому же устраивали кровопускания даже тому инженерному корпусу, который стал на них работать – достаточно вспомнить процесс Промпартии, тысячи расстрелянных «вредителей», конструкторские бюро («шараги») в лагерях. То же относится к ученым – вспомним «академические чистки», расправы с представителями множества наук. Осознав это, ясно понимаешь, что экономические и научные успехи Российской империи были бы к 1941 г. неизмеримо выше достижений советской власти, к тому же купленных чудовищно затратной ценой[150]
. Отдавая должное предвоенной советской науке, мы должны понимать, что восхищаемся умельцем с ампутированной рукой.Трагическую роль сыграла двойственность интеллигенции. Автор предельно честных «Очерков семейной хроники», Владимир Троицкий, описывает своих друзей-гимназистов – поколение тех самых будущих русских интеллигентов, которым предстояло в тридцать лет пережить революцию, а затем если не эмигрировать, то в сорок – в качестве «спеца» трудиться на одном из фронтов первой пятилетки, а в пятьдесят – угодить или, если повезет, не угодить во всесоюзную мясорубку.
Когда большевики захватили власть, оказалось, что их верхушка – как в столицах, так и в провинции – состояла (без единого исключения!) из людей, не имевших даже малейшего управленческого опыта. Они ничего бы не сделали с захваченной страной, если бы не добровольцы из интеллигенции (даже не самой «передовой»), обладавшие нужным опытом. Поражение белых – а чаши весов не раз сходились с аптекарской точностью – в конечном счете объясняется тем, что белые не смогли наладить в очищенных от врага областях эффективное гражданское управление, не смогли привлечь на свою сторону достаточное количество специалистов. Типичные представители интеллигенции видели в белых «реакционную силу» и в большинстве своем уклонились от сотрудничества. Белые не умели использовать такой безотказный рычаг, как продовольственная карточка. К тому же на «белых» территориях с продовольствием все было в порядке и карточки не требовались.
Остальное общеизвестно. Какая-то часть интеллигенции на «красных» территориях отказалась от сотрудничества с новыми властями. Ее судьба печальна. Эмиграция – это был почти благоприятный исход для таких людей. Тысячи попали как «буржуазия» в заложники и были в этом качестве расстреляны. Кто-то из молодых сумел пробраться в белую армию. Сотни тысяч были выселены из своих квартир, «уплотнены», ограблены, умерли от голода, тифа и «испанки». Судьба огромного количества заметных в своей сфере деятельности людей осталась неизвестной. В частности, погибли около 40 % российских врачей и профессуры[151]
. И почти всем, кто уцелел, все же пришлось через какое-то время идти на службу новым властям. Большевики убедили нужных им специалистов не доводами, а вышеупомянутой хлебной карточкой.