Россия – карашо!

– 3. Не заплатили старухе за траву – украли, значит.

– 4. Браконьерски ловите раков, без лицензии.

– 5. Подкупили полицию шнапсом.

– 6. Готовите и пьете не там, где положено, без повара и официантов, вне специального заведения.

– Генка! Куда они тебя хотят увезти?! У них же там концлагерь и полно стукачей!!! – быстро делает вывод Колька.

Посчитав, что раки доварились, Колька сливает из ведра воду, а раков переваливает в сумку, освободившуюся от укропа:

– Дома съедим с пивом. Пива хочешь, Фрол?

– Карашо, – перенимает журналист русскую манеру согласия и одобрения.

Неугомонный Колька добывает из многочисленных ящиков в «Виллисе» мешок и заставляет поочередно всех таскать бредень, пока не набили полный мешок раками.

На обратном пути в хутор Колька первым делом тормознул машину у сарая с надписью «Продукты».

– Фрол, бери водку – пойдем со мной. – А сам тем временем накладывает полное ведро раков.

– Леночка, угощайся, только ведро верни нам. – Выставляет Колька ведро с живыми раками на прилавок.

– Хорошо, – Лена улыбается. Мгновенно добывает из-под прилавка пустую картонную коробку. С шумом вываливает раков, возвращает ведро.

– «Спасибо».

– Спасибо мало будет. Ты нам сделай пива хорошего, вместо водки. Видишь, немцы. Они наше плохое не пьют, – выставляет Колька принесенные Фролом четыре бутылки.

– Хорошо, – продавец приносит нераспечатанную коробку «Баварского пива», затем еще две.

Потом они подъезжают едва ли не к каждому дому. Колька угощает друзей. Каждый раз все повторяется. Колька передает ведро, полное раков.

– Угощайся, только ведро нам верни, мы подождем.

– Хорошо, – хозяева быстро освобождают и приносят пустое ведро.

– Спасибо.

Наконец, возвращают Семену автомобиль, бредень, дарят оставшихся раков и припасенную специально для него бутылку водки.

Дома у Шульца до поздней ночи пьют пиво и шелушат сваренных на речке раков. Немцы очень быстро освоили способ добычи вкусного содержимого хвоста и клешней безо всяких приспособлений, просто пальцами.

Колька и не таких уже учил! В разгар застолья журналиста потянуло философствовать:

– Хорошие вы люди русские, жалко только, что от «зеленого змия» пропадете.

Колька даже жевать перестал, застыл с клешней в зубах:

– Мы от «зеленого змия» уж сколько веков пропадаем – никак не пропадем. А вас, немцев, да и всю Европу «желтый дьявол» давно сожрал, с потрохами. Бесплатно ни чихнуть, ни пу…ть не можете, потому и стучите друг на друга!

Ночью журналисту приснился кошмарный сон.

Будто бы идет он с братьями Шульцами по родному городку в Германии, а с ними еще и Колька, почему-то с полным ведром мусора.

Увидел Колька во дворе престарелой фрау Штимм грядку с укропом и прыгнул через низенький забор.

Потом все они дружно и отчаянно, задыхаясь от усталости, мчатся по улице, а за ними фрау Штимм и три полицейских автомобиля.

Утром на журналиста нашло озарение, творческий подъем. Он хорошо знал и любил это состояние, когда пишется легко, без особого напряжения и излишних усилий.

Но теперь что-то было не так. Где-то в глубине души затаилась важная мыслишка и никак не улавливалась, не поддавалась четкому осмыслению.

Он шагал и шагал по двору, бормоча себе под нос: «Концлагерь, стукачи, желтый дьявол» и потом все снова – концлагерь, стукачи, желтый дьявол.

Увидев вышедшего во двор Геннадия, он поймал, наконец, ускользающую мысль.

– Ганс!

Россия карашо! Свобода!

И быстро что-то заторопился высказать, но уже на немецком языке.

– Тебе не надо ехать в Германию, здесь тебе лучше, ты привык, и у нас не сможешь так жить, – перевел вовремя подошедший переводчик.

– А мы сегодня же уезжаем домой, – закончил он переводить слова Фрица-Фрола.

На вокзал немцев вызвался отвезти Семен:

– «На мемориал заезжать?», – догадался он, увидев огромный букет алых роз в руках Ганса.

Еще по дороге в хутор «Веселый» видел Фриц из окна автобуса одинокую стелу в степи, рядом с развалинами какого-то поселка.

Теперь же Семен уверенно подогнал машину прямо к памятнику:

– «Пойдем, Фрол, посмотришь, где покоятся предки Шульцев!»

Рядом с одинокой стелой рассмотрел журналист мраморные плиты с бесчисленными фамилиями погребенных людей. На отдельной плите нашлось и десяток фамилий – Шульц. Имена и даты рождения у всех разные, а вот дата смерти у всех одна – 1942 г.

Ганс положил цветы у памятной плиты и у подножия стелы.

Журналист с любопытством рассматривал недалекие развалины.

– Хутор был здесь «Степной» до войны, – негромко сказал Семен.

– В сорок втором советская артиллерийская батарея несколько суток сдерживала у этого хутора продвижение немецкой (фашистской) танковой колонны, – продолжил он рассказ, каждый раз запинаясь на слове немцы, заменяя его словом фашисты.

Когда погибли почти все красноармейцы, их заменили местные жители – подносили снаряды, заряжали орудия, спасали раненых.