Россия, которую мы догоняем

После событий, связанных с революцией в России, началась «Вторая Алия», довольно солидная, не менее 40 тысяч. В основном, как и за 25 лет до того, бежала беднота, про всякие америки даже не мечтавшая, и бежала общинами, опять-таки оседая в городах, чтобы молиться и работать. Никакими сионистами эти бедняги не были, однако в общей массе уже выделялись «идейные», — как правило, романтичная молодежь, проникшаяся идеями социализма, но по итогам революционных событий, в которых многие даже активно поучаствовали, пришедшая к выводу, что социализм должен быть национальным. Эти ребята были, в основном, абсолютно не религиозны, в старые города не тянулись, но, напротив, стремились исполнять главную на тот момент доктрину сионизма «Еврейский труд на еврейской земле». А земля была: на деньги, довольно щедро жертвуемые западными доброхотами, которые сами в Палестину не стремились, но более или менее раскошеливались, у знатных арабов, владевших огромными, хотя и не слишком хорошими (а то и вовсе плохими) латифундиями, закупались весьма солидные участки. Так появились первые, ставшие позже знаменитыми кибуцы — сельскохозяйственные коммуны, где все было общим, а труд обязателен (причем, наемный труд исключался как явление). Так появились и поселки, позже разросшиеся в новые, уже чисто еврейские по составу населения города.

Отношения с турками и арабами при этом по-прежнему оставались ровными, без враждебности: латифундисты получали хорошую плату за бросовые почвы и были довольны, турецкие власти тоже были довольны, поскольку бросовые почвы спустя год-другой упорного труда становились совсем даже не бросовыми, а это пополняло бюджет. Простые же крестьяне на земли, купленные еврейскими эмигрантами, не зарились, поскольку не могли их окультурить, а потому трений не было. Правда, возникало некоторое, так сказать, общее непонимание: для арабов само понятие «светский еврей», да еще и трудившийся на земле, было чем-то сродни сферическому коню в вакууме, выпадавшим за рамки всяческого понимания, однако в первые десятилетия ХХ века особых обострений не возникало. Тем паче, что новые обитатели Святой Земли, как положено социалистам, считавшие всех людей равными, вели себя с соседями вполне дружелюбно, не выпендриваясь и на полном серьезе намереваясь из «обносков Европы» стать совсем новым народом, естественной частью населения Палестины.

Два одиночества

Прочитав на эту тему практически все, что можно было раздобыть, причем во всех вариациях, я убежден: массовое физическое уничтожение евреев в планы нацистов не входило. Не любили? Да. Считали чуждой расой и вредным элементом? Безусловно. Стремились ограничить в правах и обобрать? Бесспорно. Но не более того. Расскажи кто-то в 1933-м даже Гиммлеру или Штрайхеру, — не говоря уж о Гитлере, который был при необходимости совершенно беспощаден, но по натуре не жесток, — о расстрельных рвах и лагерях уничтожения, лидеры НСДАП покрутили бы пальцем у виска. Для них было принципиально только одно: избавиться любой ценой, и создание евреям невыносимой жизни на тот момент считалось ценой максимальной. В этих намерениях они были тверды, предупреждали обо всем заранее, ничего не скрывая, и что с их приходом к власти немецких (о других в тот момент никто еще и не думал) евреев ожидают непростые времена, тайной не было. Однако сами немецкие евреи осознали всю сложность ситуации далеко не сразу, — что, кстати, вполне понятно, — а лидеры еврейских организаций, привыкшие к порядкам Веймарской Республики, исходили из того, что далеко не все предвыборные речи после выборов становятся руководством к действию, а следовательно, к новым условиям вполне можно так или иначе приспособиться.