Россия, которую мы догоняем

Что за событиями торчат уши ВАК, было понятно всем. Сам комитет, однако, все отрицал, заявляя, что все происходит стихийно, а он против всякого насилия, но чем дальше, тем больше у англичан появлялась информация о финансировании «стихийного народного гнева». И даже о поступлении — разумеется, через пятые руки, — средств на борьбу из Италии и Германии, пресса которых весьма сочувственно отзывалась о «восстании арабских патриотов против лондонской плутократии» (вопрос о сионистах, правда, особо не поднимался). Ситуация грозила выйти из-под контроля, а затем, можно сказать, и вышла: на мандатной территории объявился правильно организованный военный отряд добровольцев из соседних стран во главе с кадровым сирийским офицером Фаузи Каукаджи, бравым воякой, имевшим фронтовой опыт. Целью его было превратить атаманщину в реальную войну, и все шансы на это у него были, поскольку наиболее видные курбаши сразу признали его главнокомандующим. В связи с этим британцы вообще перестали стесняться в средствах, и вскоре стало ясно, что школьнику драться с отборной шпаной все-таки не под силу.

Повстанцы начали разбегаться. К тому же долгая забастовка поставила арабское население на грань голода, и силы бунтовщиков понемногу иссякали. Просить пощады они, правда, считали ниже своего достоинства, но были и другие, красивые варианты, против которых ничего не имел и Лондон. 10 октября имам Йемена, эмир Трансиордании и король Саудовской Аравии направили лидерам ВАК письмо с призывом «довериться искренним и добрым намерениям нашего друга Великобритании, обещающей быть справедливой». Намек был прозрачен: в случае неподчинения монархи могли закрыть краник помощи, но и приличия были вполне соблюдены, так что уже на следующий день ВАК официально обратился к «благородной арабской нации Палестины», предлагая дать комиссии, которая уже ехала из Лондона, время во всем разобраться. Волнения, забастовки и стрельба прекратились, словно по мановению волшебной палочки, несколько никому не подчинявшихся «диких отрядов» были быстро уничтожены, а подразделение Каукаджи ушло в Трансиорданию, причем англичане, имея полную возможность обнулить гостей при переходе через Иордан, в порядке жеста доброй воли не стали этого делать.

На британский арбитраж надеялись многие, тем паче, что глава комиссии лорд Пиль считался порядочным человеком, знал регион и неплохо относился как к евреям, так и к арабам. Сумел он и показать характер: когда лидеры ВАК, щупая важного чиновника на прочность, объявили обязательным условием переговоров немедленное прекращение еврейской эмиграции, сэр Уильям — опять же, в знак добрых намерений, — исхлопотал в министерстве временное сокращение квоты втрое, но заявил, что шантажу подчиняться не станет. И Амин Аль-Хусейни, муфтий Иерусалима и глава ВАК, дал задний ход. Консультации начались, и очень скоро стало ясно, что позиция еврейской стороны тактически куда более выигрышна. Если арабы твердо стояли на том, что евреям в Палестине не место вообще, а те, кто уже приехал, хрен с ними, пусть остаются, но в качестве национального меньшинства, лидеры ишува вели себя много тоньше. Они уже не стояли, как когда-то на том, что в еврейское владение должны входить все территории турецкой Палестины или хотя бы мандата, их, как они сообщили Пилю, вполне устроило бы пусть маленькое, но свое государство на землях, где евреи уже в большинстве. По сути, это была безусловная уловка, позволяющая ишуву создать о себе благоприятное мнение и выиграть инициативу в грядущем противостоянии. «Пусть маленькое, но наше государство на части земель, — писал в те дни Бен-Гурион, — это не конец, а начало… Нам все равно предстоит борьба, обладание территорией важно не только как таковое… через него мы увеличим нашу силу, а любое увеличение нашей силы облегчает взятие под контроль страны в ее целостности. Установление государства станет очень мощным рычагом в нашем историческом усилии, направленном на возврат большего». В общем, дураков не было, что и служило основанием для упрямства лидеров ВАК, но формально получалось так, что арабы к компромиссу не готовы, а евреи, наоборот, согласны на уступки, и это не могло не нравиться Лондону.