Россия молодая. Книга 1

– Если бы я донес, кто ты такой, – сказал трактирщик важно, – то ты, конечно, не сносил бы головы на плечах. Тебя бы забрали на галеры или еще куда-нибудь пострашнее. А что это такое, ты видел сам...

– Да, я видел! – согласился Якоб.

– Значит, ты мне благодарен?

– Да, гере, очень благодарен.

– Ну, тогда прощай, я лягу спать. Ты ведь нынче болтал всю ночь с этими проходимцами и пьяницами, а я трудился. Тебе, наверное, пора на корабль?

– Да, мне пора на корабль! – ответил Якоб. – Все мои дела сделаны...

Трактирщик вдруг хлопнул себя по лбу:

– Слушай, Якоб! – воскликнул он. – А кто же снесет обед русскому князю на его подворье? Не станет же это делать повар? А я не могу – как-никак я старшина цеха трактирщиков, это что-нибудь да значит. Завтра ко мне придет новый услужающий, но сегодня?

Якоб молчал. Можно было подумать, что ему не хочется нести обед.

– Я бы снес, – сказал он наконец, – но опять сюда придет этот тайный агент и станет выспрашивать, зачем я хожу на княжеское подворье. Повар рассказывал, что он уже дважды толковал с ним... Мне это неприятно, хозяин, тайный агент может испортить мою будущую жизнь в королевском флоте...

Трактирщик поклялся, что никто ничего Якобу не испортит. Все знают, что Якоб носит обеды князю не по своему желанию. А тайные агенты нынче суют свой нос повсюду, такое время, – война.

В конце концов Якоб согласился, хоть и с неудовольствием. В кухне повар положил в миску кусок жареной баранины с чесноком и завернул в салфетку два пирога.

– Не мало ли? – спросил Якоб.

– Пусть скажет спасибо за то, что я не кормлю его ячменной похлебкой! – сказал повар. – Я добрый швед, и мне противно думать, что этот московит жиреет на еде, которая готовится моими руками...

– Но все-таки он платит большие деньги! – возразил Якоб.

Это было неосторожно. Повар швырнул шумовку и обернулся к Якобу.

– Как я посмотрю, агент недаром сюда приходил! – крикнул он. – Слишком уж ты заступаешься за этого князя. А ему место на эшафоте, да, да, по нем давно скучает папаша Фредерик, да и по тебе тоже. Вы с этим князем, наверное, снюхались, он тебе платит русским золотом, а ты ему рассказываешь все, что тебе удается узнать...

– А тебе завидно? Ты сам бы охотно нанялся за золото, да тебя никто не берет...

Повар сделал шаг к Якобу. Тот стоял неподвижно, усмехаясь и глядя на повара своими упрямыми, потемневшими вдруг глазами.

– Проваливай! – велел повар. – Проваливай, а то у меня дрожат руки от бешенства. Уходи сейчас же...

– Осел! – сказал Якоб. – Осел, вот ты кто! Старый дурак...

Он вышел из кухни.

Возле дома его никто не поджидал, как бывало в последние дни, и он вздохнул с облегчением. По дороге в мелочной лавке подручный трактирщика купил стопу наилучшей бумаги, связку перьев и бутылку водки. На крыльце сырого и гнилого дома, в котором содержался русский резидент князь Хилков, два пристава играли в кости. Якоб вежливо поздоровался и похвалил погоду, но приставы ответили очень коротко и уставились на него так, будто видели его в первый раз.

– Я вам принес презент! – произнес Якоб.

– Можешь сам пить свою водку! – ответил старший пристав.

– Да, можешь сам ее вылакать! – подтвердил второй и отодвинул от себя бутылку, но так, чтобы она не упала с крыльца и не разбилась.

– О! – воскликнул подручный трактирщика. – Разве я в чем-нибудь провинился? Или водка, которую я приношу, недостаточно хороша? Или ее мало?

Оба пристава переглянулись, и тот, что был помоложе, сказал сурово:

– Отнеси обед и проваливай поскорее! Нечего тебе там рассиживаться!

«И эти предупреждены! – подумал Якоб. – Плохи мои дела. Я на свободе последние часы. А уж если схватят – тогда прямо в лапы к папаше Фредерику».

Когда Якоб вошел, Хилков, держа в левой руке потухшую трубку, диктовал секретарю русского посольства Малкиеву:

– Из тамошных граждан купец, мягким товаром торговавший, Козьма Минин...

– Минин, – повторил, макая перо в чернильницу, Малкиев...

Андрей Яковлевич кивнул Якобу и на мгновение задумался, потом продолжил:

– Минин, зовомый Сухорукой, встав посреди народа на площади, говорил к людям: «Видим конечное Русского государства разорение, а помощи ниоткуда не чаем, для того я вам советую и прошу – казну со всех нас до последнего имения собирать»... Написал?

– Поспешаю! – ответил Малкиев.

– До последнего имения собирать, жен и детей закладывать и, казну собрав, полководца нам искать, дабы с ним идти на Москву для очищения сего града нашего от ворога...

Малкиев писал, стоя у конторки, сколоченной из грубых сосновых досок. Хилков был без парика, в камзоле из мягкой кожи, шея была повязана теплым фуляром: князю опять недомогалось, и мешки под глазами сделались еще тяжелее, чем раньше. Было видно, что он совсем расхворался. Пока он диктовал, Якоб думал о том, как трудно будет нынче сказать Андрею Яковлевичу, что он собирается покинуть Стокгольм и что князю придется остаться без его помощи...

– Ну, иди, Малкиев, – сказал князь секретарю, – иди, дружок, много нынче натрудились мы с тобой, отдохни покуда...