Россия молодая. Книга 1

Пломгрэн схватился за шпагу. Тотчас же из железных ворот, которые до того казались запертыми, выехали еще всадники. Их кони храпели, сдерживаемые удилами, доспехи сверкали при свете катящейся в облаках луны. Пломгрэн со своими офицерами стоял посередине мостовой. Их было всего четверо против многочисленной датской стражи.

– Идите куда вы шли! – сказал всадник. – Идите и разговаривайте между собою. На площади Ратуши вас ждет выпивка и угощение. Идите! Что вам нужно от нас? Дружеской учтивости? Наша память не так коротка, как вам кажется. Мы все помним. И дети наши тоже будут все помнить! Идите, пока здесь не пролилась кровь!..

На площади Ратуши горели смоляные факелы и стояли огромные столы с жареным мясом, овощами в сале и белым хлебом. Сорокаведерные бочки с пивом и десятиведерные с вином были расставлены у фонтана. У дверей ратуши стояли караульщики с алебардами и пистолетами. А вокруг площади неподвижно застыло не менее сотни всадников, часть которых была ярко освещена луною, а часть скрыта в тени.

– Кто же нас будет угощать? – громко крикнул Билль Гартвуд. – Где хозяева пиршества?

– Угощайтесь сами! – звонко ответил всадник, лошадь которого била копытами у дома магистрата. – Угощайтесь сами, и пусть бог отпустит вам ваши грехи!

Офицеры, обидевшись, ушли на корабль. А матросы и солдаты принялись пить и есть. Водка была добрая и еда тоже хорошая – жирная и обильная. Офицеры на полпути раздумали обижаться и вернулись обратно. Еды и питья было вдосталь. Убил друга и Окке Заячий нос, упившись, полезли в бассейн под фонтан купаться. Бирге Кизиловая нога пошел к всадникам – отвести с ними душу.

– Кто ты такой? – спросил он у юноши, дремавшего в седле.

Юноша-датчанин поднял голову, зевнул, ответил спокойно:

– Я кузнец.

– Простой кузнец?

– Да, простой кузнец.

– И у тебя свой конь?

– Нет, это конь моего друга – ломового извозчика.

– А копье? Чье у тебя копье?

– Копье я выковал сам, своим молотом, на своей наковальне.

– Выпей со мной, парень! – попросил Бирге. – Хоть ты и датчанин, но я ничего не имею против тебя.

– Я не стану с тобой пить! – ответил юноша. – Когда придет время мне выпить, я найду друзей. Иди к своим и выпей с ними. Пожелайте друг другу благополучно унести головы оттуда, куда вы собрались!

– А куда мы собрались? – спросил пьяный Бирге.

– Уж это вы знаете!

Бирге ушел покачиваясь. Луна поднималась все выше и выше. Матросы ревели песню:

Вербовщики его облюбовали
И в королевский флот завербовали,
Вербовщики служить его берут,
И корабли на смерть его везут...

Песня гремела на площади Ратуши. Якоб прислушался – невеселая песня. Он шел переулком. Его никто ни разу не остановил благодаря тому, что был он в красном кафтане, не похожем на синие мундиры моряков и зеленые мундиры солдат. Всадники смотрели на него как на жителя Копенгагена. Один предупредил шутливо:

– Шел бы ты, братец, домой, а то еще попадешься в шведские лапы и стащат с тебя твой щегольской кафтан. А милая подождет до завтра...

Якоб ответил смехом.

На ратуше часы били одиннадцать, когда чугунным молотом он постучал в низкую дубовую дверь русского посольства. Ему отворили не сразу: в двери заскрипело окошечко, чьи-то глаза подозрительно осмотрели Якоба.

– Кого надо?

– Господина Измайлова.

– Господин посол не принимает в эти часы.

– Меня зовут Якоб из Стокгольма. Передайте господину послу, что его спрашивает Якоб из Стокгольма...

Страж ушел ненадолго. Потом низкая дверь отворилась. Слуга с шандалом в руке проводил Якоба в большую холодную залу. На столе горели свечи, проснувшаяся в клетке немецкая канарейка тихо чирикала. Якоб стоял неподвижно. Лицо его пылало, сердце часто билось.

Русский посол Андрей Петрович Измайлов вышел к нему скорым шагом, положил маленькую крепкую руку на плечо, заговорил радостно:

– Жив? Я рад, очень рад! Не чаял живым увидеть... Покажись, каков? Молод еще, думал – ты старше. Действовал разумно – не как юноша, как муж умудренный... Говорил о тебе в Москве государю. Велено сказать тебе спасибо за службу...

– Я не для того! – смущенно сказал Якоб.

– Ведаю, что не для того, однако царское доброе слово поможет в дальнейшем определить направление жизни. Садись!

Якоб сел. Измайлов позвонил в серебряный колокольчик, велел слуге подать ужин, зажечь еще свечей. Теперь Якоб увидел, что Измайлов немолод – более сорока лет, лицо открытое, смуглое, быстрый взгляд, черные стрелками усы над полногубым ртом.

– Что Хилков?

Слуга накрывал стол, внес вино, блюда с едой. Якоб рассказывал. Измайлов внимательно слушал, в глазах его светилось доброе участие. Иногда он сердито кряхтел, иногда ругался. Когда Якоб кончил свою невеселую повесть о Хилкове, Измайлов вздохнул:

– Ах ты, горе какое. Ну как ему помочь? Ведь молод он, совсем молод, а ты вот говоришь: сед стал! Надобно думать, думать, авось, что и придумаем. Далее рассказывай! Впрочем, погоди, вот что скажу: великую службу сослужил ты отечеству своему...