Россия молодая (Книга 2)

Ему вспомнились шведские военные корабли и "Корона", которую он посадил на мель и на которой убили Митеньку; он вздохнул, пожалел Митрия, что не увидит, как весной, в полную воду пойдут корабли в море.

"Не пожгли! - спокойно думал Рябов, вслушиваясь в широкий вольный напев, несущийся с большого корабля, - не пожгли шведские воры! Вишь, близко было, да не сделалось. И Семисадов с Иевлевым хорошо надумали увести тогда флот. Вдруг бы меня шведы, как Митрия, убили, может и удалось бы им, окаянным, к городу проскочить. Тогда спалили бы, воры, корабли..."

Он еще постоял, жалея флот, который могли бы спалить, - дорого дался он, ради него умерло столько народу. Потом подтянул потуже пояс на полушубке и, словно бы торопясь за делом, пошел вдоль Двины, мимо кораблей - к съезжей.

Здесь, несмотря на позднее время, кормщик застал какое-то смутное беспокойство и даже смятение. Дьяк Гусев, увидев Рябова, отвел от него свои подпухшие глазки и сделал вид, что не заметил кормщика. Другой дьяк, Абросимов, суя кулаки в лицо старому драгуну, кричал на него, что ежели персона не сыщется, то от драгуна и мокрого места не останется. Здесь же в углу, злобно тараща глаза, размашисто писал при свете витых свечей стрелецкий полковник Нобл. Скрипучая черная дверь то и дело хлопала, впуская и выпуская матросов, рейтар, стрельцов и драгун; под окошком, заделанным железными прутьями в репьях, часто слышался конский топот, ржание, сиплая брань продрогших людей.

Рябов сел на лавку, положил возле себя узелок, подождал. Погодя спросил:

- Домой мне, что ли, идти, али как?

Дьяк не услышал вопроса. Рядом с кормщиком на лавке переобувался рейтар с веселыми живыми глазами. Кормщик спросил у него шепотом:

- Чего они тут - сбесились, что ли?

Рейтар подтянул сапог, поправил голенище, сказал неопределенно:

- Сбесишься!

- Кого ищут-то?

- Комендант сбежал с крепости - господин Мехоношин. И казну увел...

Рябов присвистнул, в глазах его вспыхнули веселые искры.

- Много ли казны-то?

- Не считал, да будто - много. Государево жалованье, подрядчикам платить. Небось, нам с тобой той казны на всю бы жизнь хватило... Теперь ищи ветра в поле. Конь у него добрый, сам - малый не промах, золото у него нынче есть... Да то еще не все, а самое начало...

- А что ж конец?

- Воевода новый едет. Ржевский - стольник.

- А наш-то?

- Будто вовсе недужен. Как про Мехоношина узнал - так и повалился. Не крикнул.

- Помер?

- Зачем помер? Живет. Языка лишился. Мычит будто и все пальчиком к себе подзывает. Святых тайн причастился.

Рябов покачал головою:

- Ишь ты...

Рейтар переобулся, потопал по полу сапогами, сказал весело:

- Так-то получше, а то вовсе заколели ноги. Опять посылают - искать.

Он ушел, Рябов поднялся с лавки, подошел к дьяку Гусеву. Тот вскинул на него отекшие глазки, будто бы припоминая, что за человек перед ним. Абросимов, отвернувшись, задумчиво жевал пирог.

- Как же будет-то? - спросил кормщик.

- Чего как будет?

- А того! - с насмешкой отозвался Рябов. - Вон он - я. Слышал, искали меня. Пришел. Веди куда надо, а не то - я домой дорогу не забыл...

- Ты мне не указывай! - сказал Гусев.

И зашептался с Абросимовым. Полковник Нобл все писал, попрежнему тараща глаза. К съезжей еще подъехали драгуны, вновь бухнула дверь. Через малое время пришли два караульщика, у одного в руке был слюдяной фонарь. Гусев кивнул на кормщика. Молча они вывели его в сени, повели по ступенькам вниз. Из темноты дышало холодом и плесенью, как в подземелье Николо-Корельского монастыря. Рябов ступал медленно, нащупывал ногою кривые ступеньки. Караульщик пихнул его в спину, крикнул:

- Живее, ярыга!

Рябов повернулся, схватил караульщика за ворот, прижал к каменной стене, - тот захрипел сразу. Другой, крутясь в узком проходе, пытался ударить Рябова алебардой по голове - не удавалось, не мог повернуться.

- Ты у меня попомнишь ярыгу! - с яростью сказал Рябов. - Ты у меня на веки вечные попомнишь...

И пошел дальше.

Внизу были еще сени с железной решетчатой дверью. Ключарь в драном полушубке пил из деревянной миски снятое синее молоко. Караульщики, испуганные, встали поодаль.

- Кто таков? - спросил ключарь стариковским шамкающим голосом.

- А тебе не все едино? - ответил Рябов.

Старик всмотрелся, ахнул:

- Иван Савватеевич! Господи преблагий, взяли-таки антихристы...

Рябов молчал, не узнавая. Потом вспомнил - рыбачили когда-то вместе.

- Нашел себе место, дед, под старость.

Ключарь махнул рукой, запричитал:

- Один я, Иван Савватеевич, один на всем божьем свете. Есть-пить-то надобно... Ой, горе... Как ты меня в тот год злосчастный из воды вынул, как я остался без сына, как пошел мыкаться... А ноги-то ноют, руки-то как крюки, а именья-то всего животов - собака да кошка...

Рябов все смотрел на старика, потом сказал жестко:

- Чего там, дед, растабарывать. Знал бы - не вынул из воды. Веди куда надо.

Старик загремел замком, попросил тихо:

- Прости для бога, Иван Савватеевич. Отслужу.

- Бога и проси! - сказал Рябов. - Ему ловчее вас прощать.

- Отслужу, Иван Савватеевич...

- Отслужишь и без прощения.