Иевлев поздравил сержанта с викторией и, велев его поить и кормить сытно, опять принялся за письмо. Вначале он думал в подробностях описать всю картину боя, но вдруг почувствовал такую слабость, что едва не свалился с лавки: в ушах вдруг тонко запели флейточки, перед глазами с несносным зудением промчались сонмы мух, перо выпало из пальцев...
- Попить бы! - попросил Иевлев.
Егорша подал в кружке воды, Сильвестр Петрович пригубил, закрыл глаза, строго-настрого приказал себе: "Пиши немедля. Дальше хуже будет!"
И коротко, без единого лишнего слова, написал царю, что шведы разбиты наголову, корабли взяты в плен, Архангельску более опасность не угрожает. Во всем письме было семь строк.
- Мне и ехать? - спросил Егорша.
- Тебе, дружок, - утирая потное лицо и морщась от мучительной боли в раненой ноге, ответил Иевлев. - Пойдем к Марье Никитишне, она и денег даст - путь не близкий. Коли коня загонишь - покупай другого, мчись духом. Возьми со двора на цитадели чиненое шведское ядро - привезешь государю сувенир...
Он еще отпил воды, собираясь с мыслями, тревожась, чтобы не забыть главное. Егорша ждал молча.
- Еще вот: по пути в Холмогорах перво-наперво посети ты преосвященного Афанасия. Старик немощен, небось в ожидании истомился. Ему все расскажи доподлинно, пусть порадуется. Пожалуй, и к воеводе наведайся. В сии добрые часы о позоре давешнем поминать не след. Миновало - и бог с ним!
- Что он за позор? - спросил Егорша.
Иевлев строго на него взглянул, не ответил.
- Как князь-то испужался? - вспомнил Пустовойтов. - Об сем, что ли?
- Не твоего разума дело! - отрезал Иевлев. - После владыки поспешишь к воеводе князю Алексею Петровичу. Его обходить невместно нам. Со всем почтением боярина Прозоровского с великой викторией поздравишь. Коли пожелает, пусть и он государю отпишет - по чину. Да ты слушаешь ли?
- Слушаю! - угрюмо ответил Егорша.
Он взял запечатанное воском письмо, завернул в платок. Сильвестр Петрович покачал головой:
- А и грязен ты, Егор. И грязен, и изорвался весь...
- То копоть пороховая! - обиженным голосом молвил Егорша. - А кафтана другого нет, что на мне одет - самый наилучший...
- Мое-то все погорело! - сказал Иевлев и велел Резену дать Егорше во что переодеться. Инженер вынул из сундука красивый кафтан, короткие штаны, добротный плащ.
Егорша вышел из резеновскон избы, оглядел плащ, забежал к Марии Никитишне за деньгами, зашагал к причалу. Молоденький матрос положил ему в карбас чиненое шведское ядро. Карбас отвалил от крепости. У Егорши толчками, сильно билось сердце, ему было жарко, хотелось рассказать всем, что нынче же едет на Москву к самому государю Петру Алексеевичу - везет донесение о виктории над шведами. Но говорить не следовало...
Архангельск встретил Егоршу веселым перезвоном колоколов, - колокола на звонницах остались маленькие, звонили тоненько, от этого звона на сердце стало совсем хорошо. Всюду - в улицах и переулках, на Воскресенской пристани, возле Гостиного двора - сновали посадские, еще с ножами, с пищалями, с мушкетами - шли отдыхать. По Двине на веслах один за другим двигались карбасы и лодьи тех промышленников, что сидели в засадах, назначенных покойным Крыковым. Охотников встречали женки с пирогами, со штофами, целовались с мужьями, кланялись им. А возле пушек галдели беловолосые мальчишки, похлопывали по стволам, пытались поднять тяжелые банники, пугали:
- Как пальну!
Коня Егорша взял из конюшни Семиградной избы, сел в седло, приторочил к нему ядро, подскакал к рогатке. Караульщики, узнав Пустовойтова, спросили, по какой надобности отъезжает из города. Здесь Егорша не выдержал, сказал словно невзначай:
- К Москве - от капитан-командора с донесением государю об виктории.
Караульщик постарше снял шапку.
- Ну, давай бог! Может, и наградит тебя царь-батюшка. В старопрежние времена так-то бывало: который весть добрую привезет - тому награждение, а который чего похуже, того и за караул...
Другие караульщики засмеялись:
- За караул? Больно, брат, славно: тут покруче берут...
- Да уж башку оттяпают...
- И на рожон взденут...
Старик вздохнул:
- Оно так: близ царя - близ смерти. Поди знай-угадай! Ну, да у Егорши дело верное. Еще бывает спросит царь - чего тебе за добрую твою весть надобно. Тут, Егор, враз отвечать поспешай. Ежели помедлил - с таком останешься. Знаешь, чего спрашивать-то?
- Знаю! - твердо ответил Егор.
- Ты полцарства спрашивай! - сказал издали белобрысый караульщик. Полцарства, да к ему царевну впридачу...
- Зубоскалы! - молвил старик. - Не царевну ему бы, а корову да овец во двор. Изба-то вовсе, я чай, прохудилась...
Караульщики со смехом подняли шест, Егор выехал из Архангельска. И тотчас же в воображении своем он увидел себя не в густом придвинском бору, а на Москве, в государевых покоях. Вот идет к нему навстречу государь Петр Алексеевич, читает донесение, целует Егора и спрашивает, чем его наградить. А Егор отвечает: