Россия молодая. Книга 2

– Не дадимся! – оскалился Молчан. – Мушкеты у нас есть, ружья, порох. Баранами не пойдем...

Мужики заговорили разом, заспорили, иные хотели нынче же уходить, другие стояли за то, чтобы принять бой и поквитаться за свои обиды. Федосей Кузнец говорил, что извергов надобно поучить, чтобы не ходили своих же мужиков имать.

К утренней заре в яму сволокли все оружие, отбитое у шведов. Кузнец, ругаясь под нос, осмотрел ружья, мушкеты, показал незнающим, как надобно заряжать, как целиться, как палить. Утром дозорный увидел на Двине два струга с солдатами. Воинских людей было много, на солнце поблескивал ствол пушки. Струги шли к Маркову острову.

– Вот она и милость! – сказал Молчан. – Дождались!

И велел с острова уходить без боя.

Мужики подчинились, стали переправляться к деревеньке. Струги шли медленно, их сносило течение, солдаты гребли неумело, не по-здешнему. Последним на острове оставался Федосей Кузнец. Горьким взглядом оглядел он стены Новодвинской цитадели, с которых палили его пушки, посмотрел на корму шведского флагманского корабля, которая все еще возвышалась над водой, взглянул туда, где ставил ворот и цепь для бережения от шведа, и, держа в руках мушкет, стал опять вглядываться в головной струг. Глаза его щурились, он долго искал взглядом и наконец увидел думного дьяка Ларионова, который, поставив ногу в щегольском сапоге на низкую закраину струга, что-то говорил долговязому и худому полковнику-немцу.

– Вишь, показывает! – шепотом сказал Кузнец лопоухому щенку, оставшемуся вместе с ним на острове. – Вишь, чего делает. Свой, крещеный, думный дворянин...

Не торопясь он сжал мушкет ладонями и стал медленно поднимать ствол от блескучей, бегущей воды, все выше, к стругу и еще выше – по кафтану думного Ларионова. Думный дворянин был одет нынче так же, как в ту ночь, когда он командовал палачом и бобылями на съезжей, – тот же серо-горячего цвета камзол и расстегнутый рудо-желтый немецкий кафтан. По камзолу были нашиты пуговки – серебряные и золотые вперемежку. По этим пуговкам и повел Кузнец мушкет вплоть до мгновения выстрела. Лопоухий щенок от неожиданности вякнул, думный дворянин взмахнул руками и упал навзничь в струг – мертвым. Там засуетились, струг накренился, солдаты загалдели, заряжая свои мушкетоны. Федосей же не стал ждать и быстрым шагом пошел к переправе. За ним, испуганно помаргивая, побежал пес.

– Ты палил? – спросил Молчан, когда Кузнец догнал своих.

– Я.

– А что тебе было велено? Палить?

Кузнец ничего не ответил. Молчан хотел было заругаться, но вгляделся в Федосея, подумал и произнес мирно:

– Видать, и тебя припекло. Вон оно как случается-то. Ну-к, что ж, ныне с тобой мочно и в леса идти али подалее – зипуна добывать.

В этот же день мужики, предводительствуемые Молчаном, скрылись в дремучем придвинском бору. С собою на подводе увозили они совсем еще слабого кормщика Рябова.

3. РЕМЕЗОВ

На съезжей полуполковник Ремезов позвал караульщиков, остался с ними один на один, долго на них смотрел, наливаясь гневом, потом засучил рукав и, покрутив в воздухе огромным красным волосатым кулаком, зычно крикнул:

– Видали? Ежели хоть един волос с его головы...

Караульщики закланялись, стали божиться, колотить себя в грудь.

– Сей капитан-командор – государев преступник! – опять заговорил Ремезов. – Коли с ним что приключится – от вас и пеплу не сыщут...

Караульщики опять закланялись.

Ремезов прогнал караульщиков вон, задумался, потом по гнилым, осклизлым ступеням спустился вниз, в темную камору, где на соломе лежал Сильвестр Петрович.

– Денег не надобно ли? – суровым голосом спросил полуполковник.

– Не надо! – ответил Иевлев.

Ремезов сел на лавку, попросил:

– Расскажи, капитан-командор, все как есть. Я тут не останусь, тайно поскачу к Москве, мне правду надобно знать...

Сильвестр Петрович рассказал все в подробностях. Ремезов выслушал внимательно.

– Коли что, капитан-командор, крепись. Сказанного назад не вернешь. Ослабеешь – напишут на тебя сказку, где тогда правду сыскать?

Иевлев молчал.

– Еще беда – кормщик твой потонул! – сказал Ремезов. – Что молчишь?

– Того молчу, – тихо, спокойным голосом ответил Сильвестр Петрович, – того, господин полуполковник, молчу, что думаю: шведа разбили, корабли российскому корабельному флоту числом тринадцать сохранили, народ в Архангельске не побит, сироты, да женки, да старухи за нас бога молят. Значит, беды и нет. Апраксину на Москве первое поведай: корабли целы, да еще шведские в полон взяты, пусть сочтет – с прибытком воевали...

Дородный полуполковник невесело усмехнулся:

– Да ты, как я погляжу, чудак, господин капитан-командор. Ну, бог тебе судья...

Он поднялся, в темноте нащупал руку Иевлева, ласково пожал:

– Прощай! Супругу твою навещу, дочек тоже. На Москве семейство Хилковых ты назвал?

– Хилковых. Измайлова тож...

Ремезов вышел из съезжей, на ходу пугнул караульщиков вытаращенными глазами, огляделся по сторонам, сел в седло...

На улице, придерживая коня, Ремезов спросил у проходящей молодайки:

– Добрая, куда на Холмогоры дорога?