Россия молодая. Книга 2

Разбудил воеводу дьяк Абросимов, доложил, что иноземцы ждут воеводской милости – проститься, их корабли уходят нынче в море. Дьяк Гусев держал на подносе корабельные пассы, каждый был написан на александрийской бумаге, и при нем – копия по-латыни. Воевода, потный от дурного сна, всклокоченный, принял капитанов и шхиперов приветливо, каждому корабельщику отдал пасс, сказал, что нынче бесчинствам капитан-командора положен конец. Консул Мартус поклонился, ответил, что счастлив слышать добрую весть. Прозоровский пригласил корабельщиков непременно быть к ярмарке в будущем году. Слуга подал вино мальвазию. Пушечный мастер Риплей провозгласил здравицу за воеводу князя Прозоровского – просвещенного и великодушного вельможу. Иноземцы закричали «виват». Консул Мартус провозгласил другую здравицу – за князя Прозоровского, победителя шведов. Гости опять закричали «виват». Князь, развеселившись, велел гостям садиться за трапезу. Пушечный мастер Риплей сидел слева от воеводы, говорил участливо:

– Мы все, просвещенные европейцы, понимаем, как вашей милости трудно иметь дело с варварами, подобными Иевлеву. Но наши письма, в которых дословно описаны мытарства, постигшие нас в Московии, несомненно попадут в руки великого государя. Преславный государь прольет слезы над нашей участью и строго покарает виновных...

Часом позже воевода с крыльца своего дома видел, как на негоциантских кораблях корабельщики стали поднимать паруса, готовясь к выходу в море.

Вернувшись в горницу, Прозоровский позвал дьяков, велел им читать вслух все, что написали иноземцы. Дьяки читали, переводили, толковали написанное. Воевода слушал и кивал головою – хорошо написали иноземцы, как надо написали, теперь строптивому Иевлеву – конец...

Но на сердце все-таки было неспокойно: из крепости Мехоношин еще не вернулся.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Всех офицеров без суда не арестовывать, кроме изменных дел.

Петр Первый

И вы пороху не теряйте, и снарядов не ломайте:

Меня пулечка не тронет, меня ядрышко не возьмет.

Песня

1. ВАШУ ШПАГУ, КАПИТАН-КОМАНДОР!

На крепостном погосте палили из мушкетов, ружей и пищалей – три залпа в воздух над могилой. Семисадов и Аггей Пустовойтов поправляли кресты на могилах Митеньки и Якоба. Народ уже разошелся, с моря дул прохладный ветер, над свежими могильными холмами трудников, работных людей, пушкарей, солдат и стрельцов еще молились, тихо плача, женки, матери, сестры. У одного холмика стоял на коленях матрос, держал на руках грудного мальчонку – сына, ладонью бережно подгребал к холмику черную двинскую землю. Над этой могилкой матросской женки Устиньи тоже стреляли из ружей и мушкетов...

Внезапно из крепостной калитки, размашисто шагая, появился Резен, подошел к Иевлеву, сказал торопливо по-немецки:

– Дорогой друг, здесь драгун Мехоношин и с ним два стрелецких начальника – оба чрезвычайно важные и неприступные. На стругах множество стрельцов – из Вологды. Занимают караулы, командуют всем и требуют вас. Ищут также лоцмана...

Сильвестр Петрович вынул трубочку изо рта, хотел что-то спросить, но не успел. Железная калитка со скрежетом отворилась, на погост вошел поручик, за ним – худой как жердь, крючконосый, с торчащими в стороны усами полковник Нобл, третьим – полуполковник Ремезов, невысокого роста, дородный. Сзади шли солдаты с саблями наголо, чужие, нездешние.

Иевлев, спираясь на костыль, поднялся, сунул трубку в карман, подождал. Мехоношин подошел совсем близко. Сильвестр Петрович смотрел в его бегающие глаза. Аггей Пустовойтов и Семисадов, не доделав свою работу, тоже подошли.

– Вы есть бывший капитан-командор Иевлев? – спросил Мехоношин тусклым голосом.

– А ты что, не знаешь меня?

Поручик на мгновение смешался.

– Я есть капитан-командор Иевлев, и не бывший, а нынешний и будущий, и не тебе, убежавшему своего долга воинского, не тебе, забывшему присягу, со мной говорить! – бледнея от гнева, сказал Сильвестр Петрович.

Мехоношин, оборотившись к стрельцам, крикнул:

– Полусотский, отобрать у сего вора шпагу!

Кряжистый стрелец подошел к Иевлеву, тяжелой рукой взялся за портупею. Иевлев рванулся, костыль выскользнул из-под его локтя. Потеряв равновесие, Иевлев ступил на больную ногу и, захрипев от боли, упал. Аггей и Семисадов бросились к нему, подхватили на руки. Резен оттолкнул Мехоношина в сторону, обнажил шпагу. От могильных холмов, не понимая, что случилось, бежали женки, солдаты, матросы...

– Ну! – крикнул Резен Мехоношину. – Вынимайте свою шпагу, черт возьми!

Мехоношин попятился, вперед вышел полковник Нобл.

– Не надо лишней крови! – сказал он с немецким акцентом. – Сейчас нельзя помочь. Сейчас надо исполнять приказание.