Россия молодая. Книга 2

– Имать воров надо, – сказал Мехоношин – всех, до единого. На Марковом на острове тати согнаны, беглые холопи, рваные ноздри, рубленые персты. Я их облавой переловил по лесам, а вор Крыков уговорил Сильвестра поставить тех татей на остров. Всех надобно за караул в узилище, от них, небось, и челобитная на тебя, на воеводу нашего...

Он натянул перчатку, полюбовался рукою, оправил на бедре шпагу. Прозоровский пыхтел, моргал, ничего не решался ответить.

– Сразу бы и кончил тех воров на Марковом! – предложил Мехоношин.

– Много ли их? – спросил воевода.

– Порядком.

– Ты поначалу Иевлева забери, другим разом – беглых. Боюсь шума, поручик... Кормщик-то не отыскался, Рябов?

– Не слышно...

– Ну иди, иди, делай...

Мехоношин ушел.

Прозоровский, насупясь, думал беспокойные свои думы. Тихо ступая на носки, незаметно появился дьяк Гусев, сказал, что пушечный мастер аглицкий немец Реджер Риплей спрашивает деньги за государеву службу, как было договорено. Князь велел заплатить.

– Сполна? – спросил дьяк.

– Сполна! Да все ли они написали, что надобно?

– Все, князь...

После дьяка явилась княгиня Авдотья, исплаканная, испуганная, стала спрашивать, верно ли толкуют, будто князь велел Иевлева за караул брать. Воевода ощерился, вытаращил глаза, заорал, что не ее ума то дело, замахнулся на дородную княгиню палкой. На отцов крик прибежали старые девки с недорослем – унимать воеводу. У него от бешенства побагровел носик, затряслись жирные щеки, сам понимал, что неладно делает, да обратного ходу не было. Орал на всех долго, потом прилег отдохнуть, но едва задремал, причудилось такое, что лучше бы и не ложился. Княгиня сбрызнула его с уголька, помолилась над ним, сказала сквозь слезы:

– Может, к городу поехать, князюшко? Ждут, небось, тебя, воеводу, праздник там, колокола звонят...

– Мехоношин здесь?

– Нету еще.

– Думный дворянин воротился?

– В городе он, князюшко...

Воевода опять заробел – без своих подручных он всего боялся. Да еще, как назло, закололо в подкрылья – начал разбирать утин, старая болезнь. Князь разохался и стонал до тех пор, пока не принесли дьяки естафет от думного дворянина. Тот писал, что Архангельск готов к встрече воеводы, порядок наведен, караульщики везде расставлены, с часу на час отопрут и съезжую, которую вор Иевлев на замок запер. Покуда никак не отыскать палача Поздюнина, от страху нивесть куда запропастился – ни слуху, ни духу...

– Ишь, трус экой! – посетовал воевода. – Наказать надобно...

Он выпил водки, захрупал соленым огурцом. Доброе расположение вновь возвращалось к воеводе. Сидел, широко расставив ноги, говорил со вздохами:

– Без острога, без узилища, без тюрьмы крепкой городу не держаться. То всем ведомо: какое воеводство без палача...

Дьяки соглашались:

– Оно так!

– От века поставлено...

– Иначе никак...

Во дворе с гиканьем готовили воеводе поезд – возвращаться в город править, судить, наводить истинный порядок. Закладывали карету, возки для приживалок и приживалов, телеги для челяди...

В дверь просунулся дьяк Молокоедов, сказал с прискорбием:

– Владыко преосвященный Афанасий совсем плохи, князь-воевода. Будто исповедоваться собрали их и причащать святых тайн, да они не допустили, – рано, говорят. Может, побывать тебе к ним?

– Недосуг, недосуг! – отмахнулся воевода. – Да и не для чего! Не больно дружны были...

Молокоедов смутился, еще покашлял:

– А все ж...

– Иди! – крикнул князь. – Без него управлюсь! Недосуг – и все тут!

Но тотчас же сробел, передумал, велел подавать себе шубу и горлатную шапку, посох и карету. До подворья Афанасия было не более ста саженей, но воеводе не следовало ходить пешком, и он проехал это расстояние в карете. По ступеням его вели под руки Гусев и Абросимов.

Келейник, увидев воеводу, со всех ног бросился в опочивальню к Афанасию. Тот в ответ вдруг слабо усмехнулся, сказал с досадою:

– Ишь ты! Помирать меня учить приехал. Наука нехитрая, сам помру. Все учат – учителя! Гони в шею...

5. ВОЕВОДА СНОВА В АРХАНГЕЛЬСКЕ

К вечеру поезд воеводы въехал в Архангельск.

Завидев карету князя и его конную стражу, завидев форейторов, гайдуков, ездовых, гарцующих конников, посадские посмеивались, переговаривались, мальчишки, не боясь нагаек, свистели в пальцы, улюлюкали. Княгиня, сидя рядом с воеводою, совсем закисла от страха, старые девки княжны, кривляясь по заграничному манеру, произносили непонятные слова:

– Ах, ах, каковы мужичье, так-то встречают своего дигнитара...

– Ах, ах, никакого политесу!

– Майн либер фатер, не ждите от сих артизанов – фемиды...

Князь молчал, сопел, смотрел на солдат с работными людьми, которые снимали надолбы и рогатки с берегов Двины, на пушкарей, которые на рысях увозили с боевых мест пушки, короткие мортиры, кулеврины, наваливали на подводы плетенки с ядрами, со звоном швыряли ломы, банники, прибойники, пыжевники...