Россия молодая. Книга вторая

В эту же пору в Нотебурге вспыхнул большой пожар: багровое пламя внезапно выкинулось возле Флажной башни, потом взметнулись еще два снопа и раздался страшной силы взрыв. Тотчас же накренилась и осыпалась стена у Колокольной башни. К пролому побежали шведы — солдаты, каменщики, кузнецы, — поволокли железные ежи, надолбы из бревен, столбы. Покуда пристреливались пушки, шведы заделали пролом начерно и стали засыпать его запасным камнем. Погодя последовало еще несколько взрывов, и всю цитадель заволокло медленно ползущей копотью — вонючей и плотной.

— Не виктория ли? — грызя ногти, спросил Петр. — А, господин фельдмаршал?

— Погоди, государь! — жестко глядя на космы копоти, ответил фельдмаршал. — Всему свой час. А легко они не сдадутся. Их воевать — не просто.

В сумерки охотники пошли отбивать неприятельские лодки, что стояли под крепостью. Преображенец Крагов, да семеновец Мордвинов, Егорша Пустовойтов и еще с дюжину народа половчее — сели в длинную ходкую лодью, положили большие мешки с шерстью и, подойдя к острову с наветренной стороны, подожгли порохом мешок. Черный, едкий, вонючий дым сразу согнал шведов с вала, охотники кинулись к лодкам, но лодки оказались прикованными толстыми железными цепями. Шведы, опомнившись, стали бить вниз с верха картечью. Егорша, Крагов, Мордвинов топорами прорубали днища шведских суденышек… Из этой вылазки не вернулось семь человек.

Нотебург пылал.

Но флаг со львом все еще развевался.

— Смотри, никак не хотят уходить! — сказал Рябов Иевлеву. — Крепко засели, смелые черти…

— Без судов не взять! — ответил Сильвестр Петрович.

И усмехнулся:

— Помнишь, как они к нам на Двину пришли, воры? Небось, не чаяли в те времена, что мы не токмо их не пустим, но и за своим добром вон куда приедем!

Огни огромного пожара всю долгую ночь отражались в черной, гладкой воде Невы, освещали балаганы, шатры и землянки русского войска, лодьи, стоящие у берега, штурмовые лестницы, положенные на щиты судов, крюки для абордажа, прислоненные к щитам. Солдаты, назначенные к штурму, носили на лодьи мешки с козьей шерстью — доброй защитой от пуль. Всю ночь русские пушки непрестанно громили пылающую крепость. Петр, неподвижно стоя у своего шатра, смотрел на пожарище, стискивал в руке подзорную трубу, говорил Шереметеву и Репнину:

— Врут, господа шведы! Что наше — тому нашим и быть. Теперь зримо — не повторится более Нарва. С утра зачнем кончать фортецию ихнюю, так, Борис Петрович?

Генерал-фельдмаршал подумал, вгляделся в пылающий Нотебург, сказал веско:

— И то, Петр Алексеевич, пожалуй, что и пора. Более тридцати пушек у нас к переливке назначены, восемь тысяч ядер пушечных к нынешнему дню брошено, три тысячи трехпудовых бомб, пороху, почитай, пять тысяч пудов пожжено…

В воскресенье одиннадцатого октября перед рассветом Меншиков доложил царю, что от госпожи Шлиппенбах прибыл барабанщик-парламентер и желает видеть фельдмаршала…

— От госпожи? — удивился Петр.

— Будто от госпожи…

— Зови сюда! Да не говори ему, кто я. Капитан бомбардирской компании Преображенского полка…

Барабанщик пришел, поклонился, протянул письмо с красивой печатью из красного воска. Петр развернул бумагу грязными руками, Меншиков посветил ему смоляным факелом. Вокруг стояли пушкари, факел высвечивал лозовые корзины с ядрами, ствол орудия, бритые, закопченные лица русских артиллеристов.

Супруга коменданта Нотебурга Шлиппенбаха от своего имени и от имени всех прочих жен шведских офицеров просила русского фельдмаршала — дозволить им, бедным женщинам, выйти из крепости, где невозможно быть от великого огня и дыма…

— Перо да бумагу! — приказал Петр.

Покуда бегали за пером, чернилами и бумагою, Петр велел попотчевать шведа барабанщика вином и закускою. Меншиков подставил спину, Петр написал большими кривыми буквами, что к фельдмаршалу он, капитан, не едет, быв уверен, что господин Шереметев не согласится опечалить шведских дам разлукою с мужьями; если же изволят оставить крепость, то не иначе, как взяв с собою любезных своих супругов…

Подписался Петр так: капитан бомбардирский Петр Михайлов.

Барабанщик ушел, Петр сказал Меншикову спокойно:

— Пусть сдаются на аккорд, а хитрить с нами нечего. Дамы! Хватит, посидели в нашем Орешке. Да и негоже супругов разлучать в тягостные для них времена. Я своим не вотчим, а шведам не батюшка родной…

Пушкарям, стоявшим поблизости, понравились слова Петра, они заговорили разом, перебивая друг друга осипшими голосами:

— Нет, друг добрый, так оно не пойдет!

— Покуда от Нюхчи шли — сколь своего народу схоронили.

— А в Лифляндии!

— Под Нарвой они нас жалели? Раненых прикалывали…

Петр сквозь зубы велел:

— Начинай!

И ушел в шатер.

Офицер-артиллерист встал повыше, взмахнул шпагой, крикнул тонким голосом:

— Пушки к бою готовь!

Канонада вновь началась.