Россия на Дунае. Империя, элиты и политика реформ в Молдавии и Валахии, 1812—1834

Каподистрия начал формулировать свое видение восточной политики России еще до того, как фактически стал министром иностранных дел Александра I. В конце первого десятилетия XIX века он жил в Петербурге и служил в Коллегии иностранных дел, составляя время от времени записки для российского канцлера Н. П. Румянцева и проводя свободное время в узком кругу эмигрантов из Османской империи, в особенности в семье молдавского боярина Скарлата Стурдзы[231]. В записке, составленной в 1810 году, Каподистрия предложил свои соображения о том, как поскорее покончить затянувшуюся войну с Османской империей в условиях надвигавшегося конфликта с наполеоновской Францией. Каподистрия утверждал, что способность Порты оказывать сопротивление России определяется во многом поддержкой фанариотов. Лишенные отечества, последние нашли убежище в Османской империи и потому были заинтересованы в ее сохранении. В то же время фанариоты как наследники Византии считали Молдавию и Валахию принадлежавшими им по праву вотчины и были готовы настаивать на их удержании в османской орбите до тех пор, пока Россия не предложит альтернативы[232].

Каподистрия понимал, что Россия не может предложить фанариотам чего-либо подобного тем позициям, которые они занимают в османской политической системе. Поэтому он рекомендовал попытаться переманить их на сторону России перспективой консолидации их политического и культурного господства в княжествах, отделенных от Османской империи и поставленных под российский протекторат. Одновременно Каподистрия набросал программу реформ для Молдавии и Валахии, которая включала «признание государственной собственности, классификацию собственников, разделение различных рангов гражданства, создание магистратов для их признания и классификации, создание собраний для кодификации национальных законов и составления необходимых к ним дополнений»[233]. Реформы также должны были ввести «первые элементы системы образования, создать экономические, сельскохозяйственные и литературные общества и заложить основы больших коммерческих учреждений»[234].

Конечной целью всех этих преобразований было утверждение права частной собственности в Молдавии и Валахии, которое поощрило бы фанариотов скупать земли в княжествах и тем самым обращать свои денежные капиталы в недвижимость. По мнению Каподистрии, перспектива превращения в крупных земельных собственников способствовала бы переселению фанариотов в княжества и создала бы «колонию очень активных, предприимчивых и богатых людей». Молодой дипломат полагал, что «коммерция Крыма, Бессарабии, Молдавии и Валахии может быть оживлена посредством этой меры»[235]. Для реализации данного плана Каподистрия советовал поручить переговоры с фанариотами состоятельному человеку знатного происхождения, отличившемуся на русской службе[236].

Сколь утопическими ни казались бы предложения Каподистрии, они позволяют понять его видение места княжеств в восточной политике России к тому времени, когда он возглавил эту политику в качестве одного из двух государственных секретарей Александра I. Его план в отношении Молдавии и Валахии в каком-то смысле продолжал линию Ригаса Фереоса, который определял Грецию в качестве большого неоэллинского культурного и политического пространства, а не как территорию компактного проживания этнических греков. Реализация этого плана означала бы усиление политического и культурного господства фанариотов в княжествах. Консолидация фанариотского режима наверняка повлекла бы усиление греческой эмиграции в Молдавию и Валахию в еще большем масштабе, чем то случилось в действительности спустя два десятилетия, когда реформы, проведенные временной российской администрацией, открыли наконец возможности для инвестирования в экономику княжеств. С другой стороны, сохранение и усиление политического господства фанариотов способствовало бы продолжению трений между ними и автохтонным боярством княжеств. В результате греки остались бы главными врагами зарождающегося национального движения, что дало бы России возможность играть роль арбитра в межэтнических отношениях, подобную той, которую играли Габсбурги в Австро-Венгрии после 1867 года.