Россия на историческом повороте: Мемуары

Услышав столь драматический отчет, я в полной мере осознал, что злонамеренная отставка Гучкова может стать примером для других и что такую возможность следует немедленно предотвратить.

3 мая состоялось заседание Комиссии по пересмотру законов и установлений, относящихся к прохождению воинской службы (известной как поливановская комиссия). Я пришел на заседание и, обратившись к председателю комиссии Новицкому, немедленно попросил слова. Выступление мое было кратким. Отметив тяжелое положение России, как воюющей державы с бездействующим фронтом, я заявил, что растущая деморализация войск — следствие не только германской пропаганды, но и чрезмерной законодательной активности всякого рода комитетов и подкомитетов. Ситуация, сказал я, абсолютно нетерпимая и, если дело пойдет так и дальше, единственно, что нас ждет, — это развал армии и полное поражение от рук врага. Чтобы полностью убедить аудиторию в своей правоте, я рассказал о только что состоявшихся в Стокгольме переговорах между делегацией русских поляков и поляками из оккупированных немцами районов Польши. Известный польский политик А. Ледницкий с горечью поведал мне следующее. Когда «немецкие» поляки обратились к министру иностранных дел Циммерману с просьбой разрешить им поехать в Стокгольм, тот с подчеркнутой вежливостью ответил: «Вы конечно же можете отправиться в Стокгольм и заключать любые соглашения с русскими поляками. Для нас Российское государство как международная сила более не существует». Если бездействие России на фронте и развал боеспособности армии, ее дисциплины будет продолжаться и долее, то немцы, как и наши союзники, утратят к нам всякое уважение и будут полностью игнорировать наши законные интересы в будущем. Наш долг перед Россией, подчеркнул я, не только остановить разложение в армии, но сплотить ее вновь, воссоздать ее как эффективную боевую силу.

В предстоящей мне работе, как в армии, на фронте, так и в тылу, я не мог опираться на людей, не принявших безоглядно революцию как fait accompli[128] или сомневавшихся в наших возможностях возродить боевой дух армии в новой психологической атмосфере. Внешне такие люди вполне приспособились к новой ситуации, но внутренне они не могли от чистого сердца посвятить себя выполнению таких задач. В качестве ближайших соратников мне нужны были люди с независимыми суждениями, люди, готовые служить делу, а не личности. Мне нужны были люди, которые выстояли при старом режиме перед лицом всех безрассудств и тягот войны и которые полностью осознавали суть происшедшего переворота. Мне нужны были люди, которые верили, что русская армия не погибла, которые были убеждены, что здоровые политические силы на фронте и в тылу в конечном итоге преодолеют влияние деморализующей пропаганды и которые понимали, что комитеты и комиссары на фронте появились не по злому умыслу внешних и внутренних врагов России, а как неизбежный результат краха традиционных отношений между офицерами и солдатами, происшедшего сразу же после краха монархии.

После нескольких дней напряженных переговоров и совещаний, все дела в военном министерстве наконец перешли в руки людей, которые отвечали таким требованиям, — молодых, энергичных, хорошо разбиравшихся в создавшемся в те дни положении. Посты товарищей военного министра заняли генерал-лейтенант Маниковский, а также полковники Генерального штаба Якубович и Туманов. Я отозвал с фронта, где он находился с начала войны, полковника Барановского (моего шурина)[129] и назначил его начальником своего личного секретариата, в котором был создан специальный отдел, ведающий политическим состоянием вооруженных сил.

Полковник Барановский ежедневно докладывал мне о текущих событиях, следил за назначениями в Ставке и держал меня в курсе событий, которые происходили в Петрограде во время моих частых поездок на фронт. И должен сказать, что я никогда не сожалел о выборе своего ближайшего соратника. Все время нашей работы в военном министерстве мы действовали в полном согласии.

Позднее, 25 мая, я произвел реорганизацию высшего состава военно-морского министерства. Капитан Б. П. Дудоров занял пост первого заместителя министра по стратегическим и политическим вопросам, а капитан Кукель стал вторым заместителем по техническим операциям.

В день, когда был опубликован новый состав Временного правительства, я издал свой первый приказ. Я цитирую его здесь исключительно для подтверждения того факта, что капитуляция перед анархией, содержащаяся в рекомендациях поливановской комиссии стала делом прошлого: «Взяв на себя военную власть государства, объявляю: 1) Отечество в опасности и каждый должен отвратить ее по крайнему разумению и силе невзирая на все тяготы. Никаких просьб об отставке лиц высшего командного состава, возбуждаемых из желания уклониться от ответственности в эту минуту, я поэтому не допущу; 2) самовольно покинувшие ряды армии и флотских команд (дезертиры) должны вернуться в установленный срок (15 марта); 3) нарушившие этот приказ подвергнуты будут наказанию по всей строгости закона».[130]