Все, кто присутствовал на секретной встрече с Гучковым, ознакомившись с этим приказом, неизбежно должны были осознать опасные для себя последствия, в случае если они нарушат его. Приказ должен был успокоить население, встревоженное ростом актов насилия со стороны дезертиров, показать, что против этого зла начата решительная борьба.
На переговорах с новыми министрами-меньшевиками Скобелевым и Церетели, которые одновременно были членами Исполнительного комитета Петроградского Совета, было решено, что в будущем все комиссары в армии будут назначаться и смещаться лишь военным министром, а комиссары, назначенные Исполкомом ранее, перейдут под его юрисдикцию. Мы также вывели из штаба Петроградского военного округа представителей Совета, которые находились в нем в качестве наблюдателей.
Как и Гучков, командующий Петроградским военным округом генерал Корнилов не смог завоевать доверие солдат и членов Совета. Поэтому я сместил его, назначив на это место молодого офицера, генерала П. А. Половцева, который недавно вернулся с фронта и в момент начала революции работал в военной комиссии Думы. У него с солдатами были вполне дружеские отношения. По просьбе Половцева помощником к нему, в основном по вопросам пропаганды среди солдат, я назначил лейтенанта А. Кузмина, которого знал как человека, преданного родине.[131]
Предпринимая эти предварительные шаги, я и мои коллеги стремились преодолеть те трудности, которые создал Гучков своим отказом подписать Декларацию прав солдат. Мы не могли полностью аннулировать ее, поскольку большая часть ее была включена в приказ Гучкова № 114 от 5 марта об отмене некоторых положений и ограничений, касающихся военнослужащих. Вскоре, однако, мы нашли выход. Ни в коей мере не посягая на личные и политические права, провозглашенные Временным правительством, мы восстановили полномочия командного офицерского состава, без чего армия не могла функционировать.
11 мая я подписал приказ № 8 «О правах военнослужащих». В 14-м его параграфе говорилось о восстановлении права офицеров прибегать к дисциплинарным мерам, включая использование силы в случаях нарушения субординации во время боевых действий на фронте. В добавление к этому согласно параграфу 18, назначение, перемещение и смещение командного офицерского состава было полностью отнесено к юрисдикции высших офицеров.[132]
К 12 мая чувства здорового патриотизма стали на фронте той определенной силой, в которой отныне могли искать поддержку правительство и Верховное командование. В полках прекратились бесконечные политические митинги, и солдаты, уставшие от долгой праздности, вернулись к выполнению своих повседневных обязанностей. Младшие офицеры стали вновь пользоваться доверием подчиненных, а случаи сопротивления попыткам восстановить дисциплину стали крайне редки. Комитеты на армейском, корпусном и более низких уровнях приобрели организационную оформленность; в них в основном входили люди, выступавшие за возобновление военных действий и весьма успешно занимавшиеся пропагандой среди новобранцев, которых отправили на фронт после минимальной военной подготовки. Сравнительно редки стали акты насилия в отношении офицеров и случаи назначения трусливых выскочек на места компетентных командиров. Прекратилось широко распространившееся в окопах братание с немцами, а явления деморализации, словно зараза охватившей пехоту, остались лишь в недавно созданных «третьих дивизиях». Эти части стали раем для большевистских агитаторов, германских агентов и бывших чинов охранки и полиции, отправленных после революции на фронт. Особенно пышным цветом расцвели пораженческие настроения в тех частях, солдаты которых попали под влияние офицеров-ленинцев, таких, как Крыленко, Дзевалтовский, Семашко, Сивере и д-р Склянский. И хотя таких частей было совсем немного, к середине мая стало очевидным, что средствами убеждения в них ничего не добиться и остается прибегнуть к силе.
Впервые вооруженные соединения против взбунтовавшихся частей были использованы командующим Румынским фронтом генералом Щербачевым. На имя главнокомандующего от него поступила телеграмма, в которой говорилось, что в связи с невозможностью закончить в срок комплектование «третьих дивизий» для начинающихся боевых операций бывший главнокомандующий[133]
распорядился о расформировании тех из них, которые, по мнению их командиров, неспособны в настоящее время вести боевые действия. Приказ командующего 6-й армией о расформировании полков 163-й дивизии и переброске их на новые нозиции не был выполнен тремя полками, которые потребовали сохранить их в составе дивизии.Для подавления мятежа генерал Щербачев приказал выделить специальное подразделение пехоты и артиллерии. Три полка были окружены, и генерал Бискупский, который командовал этим подразделением, заявил мятежникам, что он откроет огонь, если те не сложат оружия и не подчинятся приказу о расформировании. Сообщение генерала Щербачева завершалось словами: «Все окончилось без кровопролития».[134]