Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)

31 декабря 1519 г. в Москву прибыл новый посланец Альбрехта Мельхиор Рабенштейн, который энергично настаивал на финансовой и военной помощи со стороны России. Василий III тактично и резонно заявлял, что его полки во исполнение союзного договора уже совершили поход в Литву, туда же вторгались по договоренности с ним и крымские отряды[768]. Дополнительно к этому 28 февраля 1520 г. в поддержку Ордена под Витебск и Полоцк отправлена была сравнительно небольшая рать В. Д. Годунова (вероятно, с Белой), которая пожгла витебские посады и месяца через два вернулась на территорию России[769]. За счет русской помощи хотел одолеть своих противников не только Тевтонский орден. Готовясь в 1519 г. к войне со Швецией, датский король Христиерн II обратился к Василию III с просьбою выслать в Финляндию в помощь датчанам против шведов 2 тыс. конных воинов. В случае необходимости великому князю, по мнению Христиерна, следовало бы также напасть на Норботнию[770]. Но Василий III не собирался пускаться в рискованные авантюры во имя интересов, чуждых России, и воинов не послал.

Одновременно с военными действиями против Литвы Василий III не терял надежды на решение спора и мирным путем. Для этой цели уже в начале 1520 г. был произведен дипломатический зондаж. 12 января к Николаю Радзивиллу отправился человек Григория Федоровича Давыдова (в это время виднейшего русского боярина) с предложением продолжить мирные переговоры между обеими странами. «Похочет государь ваш с нашим государем миру и доброго пожитьа, и он бы послал к нашему государю своих послов», — писал Радзивиллу Г. Ф. Давыдов. 24 марта в ответ на эту миссию в Москву приехал человек Н. Радзивилла, который передал согласие литовской стороны на продолжение мирных переговоров, а также просьбу о присылке «опасных грамот» для послов и о прекращении пограничной «валки» (войны)[771]. Все это было выполнено.

Начиная мирные переговоры с Литвой, Василий III поспешил отправить в Королевец из Москвы прусского посла М. Рабенштейна. В грамоте от 24 апреля, посланной с ним, сообщалось о готовности выполнить условие о финансировании армии в 10 тыс. пеших и 2 тыс. конных воинов, когда гроссмейстер возьмет прусские города у короля и пойдет к Кракову, т. е. это означало, что никогда. «К почину того дела» с дьяком И. Харламовым отправлена «казна» для найма 1 тыс. воинов. Сообщалось в грамоте и о походе В. Д. Годунова, и о планировавшемся походе князя М. Д. Щенятева в Литовскую землю. В мае в дополнение к казне, посланной с И. Харламовым, в Королевец, предполагали еще послать с А. Моклоковым «пенязи», необходимые на содержание еще одной тысячи воинов[772]. Однако намечавшийся поход в Литву Щенятева все откладывался, пока не был вовсе отменен[773]. Василий III медлил, ожидая разворота событий орденско-польской войны. А они складывались для Альбрехта неблагоприятно.

С началом переговоров с Россией Сигизмунд не спешил: ему необходимо было предварительно достичь решающих успехов в войне с Орденом. И действительно, летом 1520 г. в Москву стали поступать известия о победах польских войск. 14 июня в Москву прибыл орденский посланник Юрий Клингенбек со слезной просьбой гроссмейстера о денежной помощи. Польские войска уже подходили к Королевцу. Тогда в начале июля 1520 г. к гроссмейстеру отправлен был его посол, а с ним и А. Моклоков с деньгами, о которых уже Василий III писал раньше[774]. Но Альбрехт Бранденбургский уже начинал понимать бесперспективность войны с Польшей. 24 августа в Москву И. Харламов привез его грамоту (от 23 июля). В ней сообщалось, что Сигизмунд «изгубил» половину орденской земли. Альбрехт снова настаивал на присылке всей обещанной суммы денег или по меньшей мере половины[775]. Впрочем, спасти Орден ничто уже не могло, и 5 апреля 1521 г. Альбрехт подписывает четырехлетнее перемирие с Польшей[776].

В такой обстановке возобновились русско-литовские переговоры.

Литовские послы воевода подляшский Ян Костевич и Богуш прибыли в Москву 22 августа[777]. Переговоры начались, как и прежде, издалека. Русская сторона настаивала на том, чтобы при заключении мира Сигизмунд «поступился» старой русской «отчиной», которую он сейчас держит, т. е. городами Киевом, Минском и др. Со своей стороны литовские послы указывали на Новгород, Псков, Вязьму и, конечно, Смоленск как на литовскую вотчину. Минимально, на что они соглашались, — это ограничить свои претензии Смоленском. Если же Московское государство Смоленска не отдаст, то Сигизмунд был готов заключить перемирие по образцу перемирия 1503 г., т. е. без формального признания Смоленска русской землей и размена пленными. Программа перемирия Василия III сводилась к санкционированию сложившегося положения и отпуску обеими сторонами пленных. И русские, и литовские представители при Этом широковещательно заявляли о своем миролюбии, о желании урегулировать отношения «для покоя кристианского и чтоб вперед кровь кристианская не лилася»[778].