Россия – наша любовь

Феноменальная память, талант, подкрепленные невероятным трудолюбием и любовью к своей профессии, принесли восхитительные плоды, умножая почитателей Лотмана и… завистников, на которых, как кажется, он не особо обращал внимания. «У него никогда не было „свободного” времени, – продолжает вспоминать Борис Егоров, – он всегда занимался. Все четыре года тяжелейшей Отечественной войны (а он от звонка до звонка провел ее на передовой) он держал при себе учебник французского языка и штудировал его, как только выдавались минуты затишья»[218]. К сожалению, его рисунки того периода не сохранились. Ведь Юрмих постоянно делал зарисовки – во время заседаний, бесед со знакомыми; размышляя, он, как только у него под рукой оказывался листок бумаги, начинал чертить какие-то образы людей, сценки, абстрактные линии-завитушки. И он делал это талантливо. Особенно ему нравилось рисовать карикатуры. Его превосходную автокарикатуру опубликовал Егоров в приводимых воспоминаниях, вторая была размещена в 1994 году в книге, посвященной ему и Тартуско-московской семиотической школе (он стилизовал себя, не без кокетства, под Эйнштейна, на которого он действительно был поразительно похож, не только из-за растрепанных длинных волос и густых усов). Кстати, его интересовала и математика (у Владимира Успенского он познакомился с Андреем Колмогоровым в 1960-е годы. «Лотмана больше всего интересовали, – вспоминал Вячеслав Иванов, – самые абстрактные области математики такие, как топология. В них он видел прообраз продуманного отчетливого построения науки и ее языка»[219], что, впрочем, и нашло отражение в тематике упомянутых выше летних конференций).

Жаль, что не были изданы, если кто-то из слушателей их записал, лекции Лотмана. Он был прекрасным ученым-импровизатором. Он привлекал студентов импровизацией изложения лекционного курса, насыщенного фактами и ассоциациями. Не раз у него возникала неожиданная мысль, которую он сразу же развивал. Аудитория тогда становилась свидетелем творческого исследовательского процесса. А еще он импровизировал, когда позволяло время, на… кухне, с удовольствием комбинируя различные оригинальные блюда.

Даже высылаемые нам свои книги он старался украсить чем-то забавным. Одна из них была обклеена большими трехсоставными марками с Индирой Ганди и Брежневым, разговаривавшими по телефону. Почтовый триптих – Брежнев и госпожа Индира держат трубки у уха, посередине телефон с проводом – в честь открытия прямой телефонной линии Москва-Дели. Мы неоднократно показывали это чудо. В галантерейном магазине «Дзбанушек» в нашем Залесе вид марки совершенно не развеселил владельца: «Знаете что», – заявил он нам. – Однажды в советской провинции я захотел купить сувенир; были только Ленины разного размера и в разных позах: на броненосце, Ленин с вытянутой рукой, бюсты Ленина, значки с маленьким Лениным. Я спросил: „Нет ли у вас Ленина с заводным механизмом?”. Продавщица нисколько не удивилась и со всей серьезностью ответила: „Нет, не присылают, но, может, Вы в Москве найдете, там все есть”».

Иногда Лотмана охватывала усталость. 2 сентября 1980 г. мы читаем в очередном письме к Егорову: «Первый раз встретил новый учебный год без подъема и с глубокой усталостью. Но вообще я ощущаю какое-то нервное веселье – хотелось бы некоторые научные вопросы обсудить со Сливовскими»[220]. Мы просмотрели нашу переписку с Лотманом и, к сожалению, не нашли ответа на вопрос, что он с нами хотел обсудить.

Его письма – тоже своего рода шедевры импровизации, в которых серьезность соседствует только с ему присущим юмором, игрой слов, придающей им шарм. Егоров несомненно прав, когда отмечает: «Почти каждое письмо Ю. М. – талантливое произведение. И, как правило, – ярко многожанровое. Здесь и глубокие научные размышления, и полемика, и описания быта и настроений; лирические излияния, отчет о кафедральных и издательских делах, о поездках; серьезный фундамент смешивается с юмором, иронией… Даже в предсмертные месяцы, когда он сознательно прощался с жизнью, писал друзьям возвышенные слова и завещательные просьбы, он мог разрядиться остроумной шуткой, поиронизировать над своими недугами…»[221].