Россия перед вторым пришествием

Монахиня Серафима (Булгакова): «Война 1914 года началась утром 19 июля, в день памяти преподобного Серафима. Государыня с Великими Княжнами была накануне у всенощной и у обедни (на Дивеевском подворье Петербурга — Сост.) Отошла обедня, только проводили гостей, вдруг звонят из церкви: «Государь в церкви». Он приехал в защитной форме простого солдата и дежурившая в церкви сестра узнала его только потому, что Он вошел вперед Государыни. Все сестры вскочили, на ходу надевая ряски и камилавки. И бегом в церковь.

Государь стоял у иконы преподобного Серафима. Прибежал и батюшка. Запели: «Спаси, Господи, люди Твоя...» Откуда ни возьмись церковь наполнилась толпой народа. <.„>

Сестры жили на подворье до лета 1917 года. Шили шелковые рубашки офицерам. Для образца была прислана из Дворца красная шелковая рубашка Государя. Говорили еще, что сестры видели, когда прибежали в церковь, что Государь очень плакал перед образом преподобного Серафима»⁴¹.

Протоиерей Сергий Булгаков (1918): «...Верую по-прежнему, что Россия воистину призвана явить миру новую соборную общественность, и час рождения ее мог пробить anno 1914. Далее, не отказываюсь и от мысли, что участие в мировой войне могло оказаться великим служением человечеству, открывающим новую эпоху в русской, да и во всемирной истории, именно византийскую. Но этим, конечно, предполагалось бы изгнание турок из Европы и русский Царьг-рад, как оно и было предуказано Тютчевым и Достоевским...»⁴²

Как писал Ф.И. Тютчев:

То, что обещано судьбами Уж в колыбели было ей,

Что ей завещано веками И верой всех ее царей, —

То, что Олеговы дружины Ходили добывать мечом,

То, что орел Екатерины Уж прикрывал своим крылом, —

Венца и скиптра Византии Вам не удастся нас лишить!

Всемирную судьбу России —

Нет! Вам ее не запрудить!..⁴³

Отец Павел Флоренский (май 1922): «В начале всемирной войны, когда предвиделась близкая возможность завоевания Константинополя, в кругах, притязающих на исключительную верность каноническому строю, с большою тревогою разбирался вопрос, как же быть тогда с Константинопольским Патриархом, которого мудрено подчинить Святейшему Синоду, а вместе с тем не складно и сделать верховною главой Русской Церкви. При этом молчаливо предполагалось, что существование в пределах одного православного государства двух независимых друг от друга духовных владык, не подчиненных и высшему их, безусловно недопустимо. Кажется, из-за этого затруднения иные были даже готовы отказаться от Константинополя. Но почему они не подумали о таковом же сосуществовании в одной Оттоманской Империи четырех патриархов и соответственно — четырех независимых глав»⁴⁴.

Архиепископ Никон (Рклицкий f 4/17.9.1976), Вашингтонский и Флоридский писал в своей работе о владыке Антонии (Храповицком 28.7/ 10.8.1936): «В 1916 г. исход войны, уже казалось, был предрешен. Каждому было ясно, что Германия истощает последние силы и скоро близится победа. В Св. Синоде уже обсуждался вопрос о том, кому будет принадлежать Константинополь, и, если он войдет в состав Российской империи, то что делать с Вселенским Патриархом. Высказывались мнения, что следует оставить ему титул экзарха Константинопольского с подчинением Св. Синоду, как это произошло с Грузинским католикосом в свое время.

Для обсуждения этих вопросов был приглашен владыка Антоний¹²² хотя в Св. Синод его тогда почти не вызывали. Владыка резко выступил против таких мнений, он считал, что скорей Российский Св. Синод должен войти в состав Константинопольского патриархата, а не наоборот»¹²²

Архиепископ Антоний (Храповицкий) писал в 1916 г.: «Для нас же русских, напротив, только тогда получится нравственное удовлетворение в случае победоносного исхода войны, если священный град Равноапостольного Константина и кафедра Первенствующего иерарха всего мира опять восстановит свое значение, как светильника православной веры, благочестия и учености, и будет собою объединять славянский север, эллинский юг и сироарабский и грузинский восток, а также привлекать к возвращению в церковь русских раскольников, болгарских отщепенцев, австрийских униатов и восточных еретиков-монофизитов разных наименований. <...>

Константин основал Царьград, другой Константин его поневоле отдал злым варварам; Константин же, по давнишнему преданию греков, должен его возвратить христианству и эллинизму; ради этой идеи греческие патриоты дерзнули даже на преступление цареубийства, чтобы ускорить ожидаемое событие, но Господь не нуждается в грехе для исполнения Своей воли (Сир. 15, 11 -13), и мужественный поход балканских христиан против агарян 3 года тому назад окончился братоубийственным междоусобием, не достигнув конечной цели.

Видимо, Господь желает смирить нетерпеливых греков тем, чтобы не по их замыслу и не их силою возвращена была им древняя столица, но, как Иаиль завершила победы Барака, так и увенчание векового освободительного движения христиан от турок, т. е. освобождение Константинополя и возвращение его эллинам в качестве великодушного дара должно быть совершено Россией.