Россия. Погружение в бездну

Начало тотальной «холодной войны» против Советского Союза, одобренной и благословленной римским понтификом, можно и должно рассматривать как современный вариант крестового похода на Россию. Здесь лежит грань в истории нашей страны: с этого момента перемены, происходящие в СССР, в значительной мере обусловлены внешним влиянием, которое становится доминирующим, а внутренний фактор отступает на второй план. С приходом же к власти Горбачева и его единомышленников типа Яковлева и Шеварднадзе Советский Союз вступил на путь извне управляемой катастрофы. Но мы, как говаривал древнерусский летописец, «на прежнее возвратимся».

Неблагополучие страны, обозначившееся к началу 80-х годов, почувствовали и на кремлевском Олимпе. Это хорошо видно по действиям Ю. В. Андропова, сменившего Л. И. Брежнева на посту Генерального секретаря ЦК КПСС.

Глава четвертая Андропов

Ю. В. Андропов, возглавляя долгие годы КГБ, лучше чем кто-либо из высшего руководства знал действительное положение дел в государстве. Он яснее других своих коллег и товарищей чувствовал приближение кризиса, лучше просчитывал варианты манипулирования страной и народом в условиях этого кризиса. Тем любопытнее его высказывания.

Выступая 22 ноября 1982 года на Пленуме ЦК КПСС, генсек нарисовал удручающую картину: «По ряду важнейших показателей плановые задания за первые два года пятилетки (одиннадцатой. — И. Ф.) оказались невыполненными… Главный показатель эффективности экономики — производительность труда — растет темпами, которые не могут нас удовлетворить. Остается проблема несопряженности в развитии сырьевых и перерабатывающих отраслей. Практически не снижается материалоемкость продукции»[92]. Андропов понимал, что на лозунгах дальше двигаться нельзя[93].

И. Земцов, комментируя приведенные слова Генерального секретаря, говорил, что «никогда ни один советский руководитель не произносил такого жесткого и ясного приговора советской системе, как это сделал Андропов, хоть опирался он на неверные предпосылки и оставался в плену неправильных выводов. До него советские руководители, чтобы не представлять действительность слишком мрачной, старались больше подчеркивать достижения…»[94]. У Земцова сложилось впечатление, будто «речь генсека убедительно рисовала картину полного развала и глубокого кризиса советской промышленности и сельского хозяйства…»[95]. Думается, автор чересчур сгустил краски: до «полного развала и глубокого кризиса промышленности и сельского хозяйства» дело пока не дошло, но было ясно, что все это не за горами, близко. Поэтому необходимо было действовать в экстренном порядке. Что предлагал Ю. В. Андропов?

Оказалось, «готовых рецептов» для решения «назревших задач» у генсека нет[96]. Тем не менее, он назвал ряд неотложных мер. Это — ускорение темпов развития экономики и научно-технического прогресса, внедрение новой техники, энергосберегающих технологий, строгое соблюдение партийной, государственной и трудовой дисциплины, рациональное использование материальных и трудовых ресурсов, экономия и рачительное отношение к «народному добру», увеличение производства и улучшение качества товаров «народного потребления», расширение самостоятельности «объединений и предприятий, колхозов и совхозов»[97]. Велением времени Андропов считал «дальнейшее развитие социалистической демократии в самом широком ее смысле, то есть все более активное участие трудящихся масс в управлении государственными и общественными делами»[98]. Помимо этих мер, вполне добропорядочных с точки зрения ортодоксальных представлений, Генеральный секретарь упомянул и такие, которые являлись, мягко говоря, нестандартными. Он заявил о том, что «планируется опережающий рост отраслей группы «Б», отступая, следовательно, от закона политической экономии социализма[99].

Непривычным был и его призыв «учесть опыт братских стран»[100]. По этому случаю Земцов замечает: «65 лет советская пропаганда настойчиво утверждала, что СССР и только СССР открывает и прокладывает новые, неизведанные, «самые эффективные и передовые» дороги к «светлому будущему». Его опыт (и ничей другой) должно изучать, перенимать и проводить в жизнь «все передовое человечество» и в первую очередь — «братские страны». И вдруг в горьком признании Андропова открывается печальная правда: Советский Союз утратил монополию на идеальное социальное устройство. Более того, стало ясно: устройство это никогда не было совершенным и нуждается, срочно и неотложно, в экономических подпорках, которые следует импортировать из стран, следовавших доселе советскому примеру, причем всегда «с ошибками и с отклонениями». На партийном форуме повеяло тревожным — и опасным для Андропова — духом реформаторства: ведь бюрократическая инерция укрепляет идеологическую нетерпимость»[101].