Когда я читаю в нашей печати, что у русских не было и нет своей территории, что 60-летние и 70-летние ветераны войны и труда являются потенциальными противниками перестройки, что произведения Шолохова пора исключить из школьных программ и вместо них включить «Дети Арбата», когда я читаю, что журналы «Наш современник «и «Молодая гвардия» внедряют ненависть в гены (чтобы такое написать, надо, действительно, обладать естественной ненавистью к этим журналам), когда меня печатно убеждают, что стабильность является самым страшным, что может быть (то есть да здравствует развал и хаос в экономике и культуре), что писателя Булгакова изживал со света «вождь», а не группа критиков и литераторов во главе с Билль-Белоцерковским, требовавших не раз высылки за границу талантливейшего конкурента, когда на страницах «Огонька» появляются провокационные соблазны, толкающие к размежеванию сил, к натравливанию целой московской писательской организации на журнал «Москва», когда читаю, что фашизм, оказывается, возник в начале века в России, а не в Италии, когда слышу, что генерал Власов, предавший подчиненную ему армию, перешедший к немцам, боролся против Сталина, а не против советского народа, — когда я думаю обо всем этом, безответственном, встречаясь с молодежью, то уже не удивляюсь тем пропитанным неверием, иронией и некой безнадежностью вопросам, которые они задают. И думаю: да, один грамм веры дороже порой всякого опыта мудреца. И понимаю, что мы как бы предаем свою молодежь, опустошаем ее души скальпелем анархической болтовни, пустопорожними сенсациями, всяческими чужими модами, дешево стоящими демагогическими заигрываниями»[443]
.Вся мерзость, о которой говорил Ю. В. Бондарев, с новой силой стала множиться и распространяться после ХIХ партийной конференции. «Гласность», воспетая на конференции и ловко управляемая заинтересованными лицами, настолько затуманила общественное сознание, что люди, потеряв социальные и нравственные ориентиры, оказались не в состоянии трезво и объективно воспринимать происходящее. Одурманенные ею, они поверили новоявленным «лжеучителям» и «лжепророкам», которые обещали им новый рай в недалеком капиталистическом будущем. Таким образом, «гласность», нагнетаемая средствами массовой информации, находящимися в руках недругов России, сыграла роковую роль в ее исторической судьбе на исходе ХХ века. Разлагающее влияние «гласности» на общество не могут утаить даже прорабы «перестройки». Возьмем, к примеру, Горбачева — главного глашатая «гласности».
«Первым актом гласности, — рассказывает он, — можно, думаю, считать мою поездку в Ленинград в мае 1985 года. Состоялся непривычный контакт руководителя с людьми. Выступление без всяких бумажек и предварительных консультаций с коллегами создало целую проблему для Политбюро. Впервые многое из того, что содержалось в неопубликованных материалах мартовского и апрельского Пленумов ЦК, о чем говорилось в «закрытом порядке» в партийных верхах, было «выплеснуто» на всех»[444]
. Потом было интервью Горбачева американскому журналу «Тайм» и его беседа с тремя корреспондентами французского телевидения — «прорывы к открытости».И тут мы подходим к главному: «Очередной ступенью в развитии гласности стало поощрение критических выступлений в печати, на телевидении и радио по поводу всевозможных безобразий, слабостей, прорех в нашей жизни, о которых в прошлом не полагалось говорить вслух, выносить на суд общественного мнения». Все это было бы хорошо, но «критика стала приобретать оскорбительный, разносный характер, нередко публиковались откровенно клеветнические материалы, основанные на искажении и подтасовке фактов». При этом «каждый орган информации пускал «на публику» только «своих», инакомыслящих у себя не терпел»[445]
.Насчет «инакомыслящих» Горбачев явно «перегнул», поскольку практически все органы СМИ (за редким исключением) были в руках демократов. Поэтому в целом средства массовой информации отличались концентрированным единомыслием, направленным на расшатывание существующего строя. Особым рвением здесь отличались «Огонек», «Московские новости», «Аргументы и факты», которым, судя по всему, покровительствовал сам Горбачев. Во всяком случае, он говорит, что ему приходилось не раз брать под защиту редактора «Московских новостей» Е. Яковлева[446]
.