Прежде всего, это относилось к политике Габсбургов, чьи действия в отношении Польши, в свою очередь, были объектом постоянного наблюдения как российской дипломатии, так и шпионов великого князя Константина Павловича, который вместе с сенатором Н.Н. Новосильцевым организовал в Королевстве Польском широкую агентурную сеть. В 1820-е гг. агенты постоянно доносили о настроениях поляков Королевства и Галиции, об их реакции на отношения России и Австрии. Когда в ноябре 1827 г. появились сообщения о передвижении австрийских войск на российской границе, в Варшаве заговорили о возможной войне между державами; агент писал, что почти каждый поляк, как военные, так и гражданские лица, желают этой войны. В другом агентурном сообщении в декабре того же года говорилось о подобных настроениях галицийских поляков: «Австрийское правительство старается в Галиции разными обнадеживаниями приклонить поляков к себе. Однако они, знавши недоброжелательство оного правительства к польскому народу, все то принимают не с охотою, а напротив того, если бы произошла война, как наивозможно усугубить свое старание, дабы Галиция присоединена была к Царству Польскому. О сем последнем и генерал Хлопицкий якобы рассказывал в доме отставного полковника Стшешевского с добавлением, что как только польское войско покажется в Галиции, то не ручается за то, чтобы весь тамошний народ не присоединился бы в помощь оному»[797]
. Напряженность в отношениях сохранялась и в последующие годы: в марте 1829 г. агент подтверждал, что «в Галиции бóльшая часть молодых людей желает прибытия туда польского войска и с большой охотой готова тотчас определиться в оное; а немцев не любят и в их полках служить не хотят». О том, что галицийские поляки «очень желают» австро-русской войны, сообщалось и в октябре 1829 г.[798]. Что же касается поляков Королевства Польского, то они были заинтересованы в возможности территориальных приобретений в результате войны. Уже в донесении от ноября 1827 г. говорилось о «корысти», которую она могла бы принести Польше: многие рассчитывали, «что, может быть, и Величка присоединилась бы опять к Польше», имея в виду соляные копи. А в мае 1829 г. в Варшаве распространился слух, будто царь послал Красиньского к австрийскому императору «с предложением, чтобы соляную копальню в Величке отдал Царству Польскому, а ежели на то не согласится, тогда будут употреблены меры к присоединению оной копальни по-прежнему к Польше. Каковым известием здешние жители чрезвычайно довольны и отзываются, что если бы по сему случаю произошла война с Австрией, то все поляки, даже и обремененные старостью, с большой охотой пойдут на войну для приобретения своей земли и соляной копальни»[799].Отзвуком пропаганды, которую австрийское правительство вело в Галиции, явились толки о причине военных приготовлений, о том, что «австрийский император желает восстановить Польшу паки особенным государством и утвердить на троне независимого короля». В Кракове австрийцы распустили «слух, что монархи согласились, дабы в Польше восстановить независимого короля», и «на таковую достойность» Россия предлагала великого князя Константина, Пруссия – принца Фридриха, второго сына короля, а Австрия – эрцгерцога Карла или герцога Рейхштадтского, сына Наполеона. Выдвижение последней кандидатуры в качестве главы «малого Царства Польского» было особенно удачным ходом Вены, так как отмечалось, что галицийские поляки «имеют привязанность» к «Орлёнку»[800]
. По агентурным данным, полякам внушалось, «что австрийский император желает видеть Польшу независимую ни от кого, и в то же время даже готов будет присоединить к оной Галицию». В Варшаве говорили даже, будто австрийский монарх «намерен Королевства Венгерское и Галицийско-Лодомерийское сообщить вместе и писал к государю императору Николаю Павловичу о присоединении к тому и Царства Польского для образования одного государства». Агент отмечал, что при «разглашении» подобных сведений «немцы стараются выведывать поляков, как они думают»[801].