После 1905 года, показавшего, что марксизм неадекватен реальности России и структуре русской революции, Ленин начал программу наполнения оболочки марксизма русским содержанием. Это была виртуозная работа — разгромить истинных марксистов (типа Плеханова, Мартова и Каутского), представить их ренегатами и встроить в марксистские формулы идеи народников и даже Бакунина с его «союзом рабочего класса и крестьянства». И при этом остаться в глазах Запада главным марксистом эпохи! Тут, конечно, очень помогли великие мыслители Запада, поддержавшие Ленина — Грамши, Рассел, Кейнс и др. Они не были кропателями и поняли цивилизационное и даже мировое значение соединения программы Просвещения с общинным крестьянским мировоззрением. Было видно, что эту проблему придется решать и в Азии, и в Латинской Америке.
Вот — та планка, на которую мы должны равняться в нашем новом синтезе. Нам нужен такой язык и такое осознание нашего бытия, пусть кризисного, чтобы мы могли обрести «цельность и самоуважение — без всяких изъянов и фобий». Чтобы сохранить статус цивилизации и державы, Россия должна обладать собственным цельным и развитым дискурсом. Его создание — историческая миссия интеллигенции. Пока что это не получается. Слишком велик отрыв официального дискурса от чаяний большинства, слишком много уступок сделано «идолатрии самодовлеющего индивида» (Тойнби), хищному неолиберализму и уголовным инстинктам. Пора, наконец, изживать инфантильный антисоветизм и брать на вооружение великолепные находки советской цивилизации. Назад пятиться бессмысленно, но отбрасывать инструменты, созданные нашим же народом на нашей земле — необъяснимая и непростительная глупость. Поскольку она воспроизводится уже 20 лет, ее хронический характер становится важной угрозой для России в сфере рациональности и художественной культуры.
Россия пребывает в состоянии плохо формализуемой аномалии. Это система порочных кругов, вдетых один в другой. А если в динамике, то это сверкание множества переходов «порядок — хаос», так что в каждой точке действует принцип неопределенности. В этом смысле сегодня Россия — «страна постмодерна».
Говорить о преемственности, искать аналогии с временами Сталина, Ивана Грозного или Ярослава Мудрого сегодня бесполезно.
Например, спорят и даже ругаются: что у нас в России за политическая система? Демократия? Авторитаризм? Тоталитаризм? Все это бессмысленно. У нас
Из этого «свято-звериного» кентавра массы и политики вырастает
Культура СМИ как «видимой и слышимой» ипостаси политики целиком стоит на провокации. Даже ложь нашего телевидения утратила свои безобидные черты. Она уже не навевает человечеству сон золотой, не успокаивает. Слушаешь это вранье, и охватывает беспокойство — что за этим стоит? Принципом российской политической культуры стало держать уровень нервозности общества вблизи красной черты. Посмотришь в глаза Сванидзе — и мороз по коже.
Россия как цивилизация не успела успокоиться, придти к внутренней гармонии. В ней постоянно шло столкновение нескольких культурных ядер, и все с мессианской компонентой. Взять хотя бы наших неолибералов. Казалось бы, цель рациональная — обобрать «египтян». Но даже воровство проведено с религиозной страстью, превращено в Великий поход. Иной раз и Моисея помянут — водил сорок лет по пустыне, пока не вымерли, кому следовало. А мы, мол, чем хуже.
Население России из опыта знало, какие демоны беснуются в меньшинстве, что рвется в политику. Поэтому в развитой советской политической культуре ценилась стабильность и даже бесконфликтность. Голосовать единогласно, всех называть по имени-отчеству. Казалось, дух раздора загнан в бутылку, а идол «единства и борьбы противоположностей» стал экспонатом в музее диамата. Но пришел Горбачев, разбил бутылку и оживил идола.