Россия против Запада. 1000-летняя война

Тем временем (12 августа) долгожданные переговоры по военным вопросам начались. И тут же выяснилось, что если у советской стороны имеется детально разработанный план действий на все возможные случаи (вплоть до конкретных номеров дивизий), то у англичан и французов отсутствуют не только полномочия на подписание, но даже инструкции, на какую тему можно говорить, а на какую нет. И уж вовсе «мертвой точкой» оказался вопрос о Польше. Поляки, вопреки нажиму французов (но при благожелательном молчании англичан), категорически отказались пропускать советские войска через свою территорию даже в случае нападения немцев на Францию, мотивируя свой отказ… «соображениями высшего, духовного порядка». 17 августа глава французской военной миссии генерал Думенк сообщал из Москвы в Париж: «Не подлежит сомнению, что СССР желает заключить военный пакт и не хочет, чтобы мы превращали этот пакт в пустую бумажку, не имеющую конкретного значения». 20 августа его тон стал паническим: «Провал переговоров неизбежен, если Польша не изменит позицию». Однако после срочных консультаций с властями Франции Польша вечером 21 августа подтвердила, что ни о каком изменении позиции речи быть не может. Тем временем произошли два более чем важных события: лондонские англо-германские переговоры к 14 августа зашли в тупик – бритты ставили заведомо неприемлемые для Германии условия примирения, проявляя привычную тенденцию к затягиванию процесса до бесконечности; а советская разведка передала в Москву информацию о факте ведения Англией «параллельных» переговоров. Результатом стал крах «концепции Чемберлена», перемудрившего самого себя.

Доверять Британии у Кремля не было более никаких оснований. Зато появились все основания выслушать появившиеся с германской стороны предложения. 15 августа посол Шуленбург зачитал Молотову послание Риббентропа, выражавшего готовность лично приехать в Москву для «выяснения германо-русских отношений» и «решения всех проблем». В ответ Молотов поинтересовался, насколько далеко готова идти Германия и какие гарантии готова дать. 17 августа последовал ответ: Германия готова подписать пакт высшего уровня сроком на 25 лет, причем хоть сегодня, а в качестве гарантий согласна подписать торговое и кредитное соглашения на условиях, «наиболее приемлемых» для СССР. 19 августа такое соглашение было подписано. В тот же день Молотов выразил согласие принять Риббентропа 26–27 августа и передал для ознакомления проект договора. Однако Гитлер уже очень спешил: план польской кампании не допускал промедлений. 20 августа Гитлер направил Сталину личную телеграмму, в которой просил принять Риббентропа 22-го или 23-го числа. 21 августа пришел ответ: пусть рейхсминистр приезжает 23-го. Параллельно, по прямому указанию Сталина, Ворошилов прямо спросил глав «демократической миссии»: готовы ли Париж и Лондон до конца месяца подписать договор о взаимопомощи? Ответ, как и следовало ожидать, был однозначно отрицательным…

Глава XVII. Четвертый раздел (2)

По-моему, ясно все. Если кто-то готов еще говорить, что «Сталин намеренно затягивал переговоры», я ему не доктор. Скажу лишь, что Уинстон Черчилль считал подписание договора «единственно верным шагом», обосновывая свое мнение практически так же, как и Сталин: «Мы предпочитали соглашение с так называемыми демократическими странами, и поэтому вели переговоры. Но англичане и французы хотели иметь нас в батраках, и притом ничего не платить! Мы, конечно, не пошли бы в батраки и еще меньше, ничего не получая».

Впрочем, вернемся в август 1939-го…