Вся социально-политическая история России этих столетий исчезла под пером Фоменко, бесследно растворилась в темных хронологических играх. И остались на опустевшей сцене одни календари. Да и те, уверен он, подобно герою Грибоедова, все врут. Я уж и не касаюсь темы Грозного царя. Эту роль, по мнению автора, вообще играли четыре разных человека. Тут очевидный маскарад.
Ошибется, однако, тот, кто скажет по этому поводу, что Фоменко просто потешается над своими читателями. На самом деле он абсолютно лишен чувства юмора. Ну подумайте, человек посвятил этому сюжету двадцать лет жизни. Написал на эти темы восемь (!) книг. И не прохожий он с улицы, не какой-нибудь Пикуль, а профессор, завкафедрой МГУ и вдобавок еще академик-секретарь одного из отделений Российской академии наук. А главное, не залеживаются в магазинах его книги, разлетаются с полок, как птички, расходятся, говоря прозой, огромными по нашим временам тиражами.
Так что же говорит явление Фоменко о читателях, которые его книги покупают? И об академическом сообществе, которое его терпит? Нужна им «новая схема» русского прошлого, если не отталкивает их концепция России-Орды?
ОТКУДА ВЗЯЛСЯ ФОМЕНКО?
Я вовсе не хочу сказать, что все в Москве его концепцию принимают. Многие искренне возмущены. Но как объясняют ее академические историки? Вот характерный ответ одного из них: «Никакой концепции нет. Ведь Фоменко не историк, а типичный любитель-графоман. Это все равно, как если бы какой-нибудь историк выступил с математической концепцией, утверждающей, что дважды два равно бублику»60
. Но почему, в таком случае, столь популярны его книги?Объяснение, говорят нам, элементарное: «Когда заболевает человек — приходят в расстройство все его органы... Когда заболевает общество (а назвать наше общество здоровым способен сегодня только душевнобольной), все то же самое происходит с формами общественного сознания. Вместо мировоззрения — дикая смесь остатков коммунизма с ростками фашизма и суеверия... и, естественно, вместо науки — академик Фоменко»61
.Но разве не то же самое якобы душевнобольное общество нашло в себе достаточно здравого смысла, чтобы в свое время выбрать в президенты не Жириновского, а Ельцина? И не Зюганова, а Путина? А вот академическим историкам предпочитает оно все-таки «типичного любителя-графомана». Почему?
Тем более это странно, что достаточно ведь легко доказать: концепция у Фоменко как раз есть и она, по-видимому, многим в России нравится. Разумеется, не календарную абракадабру имею я в виду, но философско-истори- ческую концепцию — недвусмысленно и агрессивно антиевропейскую. Вот в двух словах ее происхождение.
Первым, кто предложил обществу идею о России как о «славяно-азиатской цивилизации», был вовсе не графоман, а крупнейший консервативный мыслитель XIX века Константин Леонтьев. Вот его обоснование: «Россия — не просто государство, Россия... это целый мир особой жизни, особый государственный мир» — и потому главная стратегическая задача, стоящая перед русской культурной элитой, не может быть ничем иным, кроме «развития своей собственной славяно-азиатской цивилизации»62
.Леонтьева услышали. Блестящая плеяда евразийцев двадцатого года подошла к его идее творчески. И вот что у нее получилось: «Культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма, ни механическое соединение из элементов той и другой». Она противостоит обеим как «срединная евразийская культура»63
. Одним словом, в классическом евразийстве маргинальная в свое время идея Леонтьева обрела статус альтернативной философии истории России.Следующий шаг в творческом ее развитии сделал еще полвека спустя Гумилев с его навязчивой идеей, что никакого монгольского ига никогда не было, а был, наоборот, военный союз между монголами и Русью против агрессии Запада, союз, постепенно переросший в «этнический симбиоз». Проще говоря, Русь и Орда слились, образовав один народ. Вот как это случилось: когда «Европа стала рассматривать Русь как очередной объект колонизации, рыцарям и негоциантам помешали монголы»64
— в результате чего и возник «этнический симбиоз... Великорос- сия добровольно объединилась с Ордой благодаря усилиям Александра Невского, ставшего приемным сыном Батыя... Католическая агрессия захлебнулась»65. С Гумилевым евразийская идея из неевропейской стала антиевропейской.