Россия: у истоков трагедии 1462-1584

Конкретно заключался он в том, что интересы Сообще­ства были впервые в истории поставлены выше националь­ных. В результате военная сила сменилась в качестве га­рантии безопасности взаимным доверием между членами Сообщества. Оно вдруг заговорило о европейской иден­тичности — сначала экономической, затем правовой, а за­тем и оборонной и моральной. Вот в такую, совершенно новую Европу предстоит теперь интегрироваться России. Может ли быть сомнение, что процесс этот был бы много­кратно облегчен, сумей Россия положить на стол истори­чески неопровержимые свидетельства своей европейской идентичности (в чем, собственно, и состоит смысл «новой схемы» русского прошлого, но ведь не намерена она, как мы только что видели, ничего подобного делать.)

ДОВОД ЗА-2

В частности, авторы Проекта, которым рыночные ре­формы представляются началом и концом мироздания, ничего этого не поняли. Иначе не объявили бы именно на­циональные интересы «ключевым понятием»⁴¹, а рестав­рацию силы стратегическим приоритетом.

Не поняли они и трагическую глубину кризиса, в кото­рый погрузило сегодняшнюю Россию четырехсотлетнее путешествие по самодержавной пустыне. Кризиса, кото­рый, судя по всему, одними национальными усилиями просто не преодолеть. Не разглядели, другими словами, нависший над страной призрак «национального само­уничтожения». Я говорю об этом еще и потому, что заоке­анские «ястребы», в отличие от российских элит, его как раз разглядели. И именно поэтому настаивают, что с Рос­сией как великой державой покончено, что статус свой в мире потеряла она безвозвратно. Вот пример.

Еще в 1999 году «Heritage Foundation» опубликовал ис­следование известного демографа Николаса Эберштадта под названием «Россия: слишком больна, чтоб обращать на нее внимание?». Вот как комментировал его в «Washington Post» один из самых блестящих республиканских публици­стов Америки Джордж Уилл в статье «Некогда великая дер­жава»: «Возрождение России, вероятно, в обозримом буду­щем невозможно. Россия находится в свободном падении, которое не может быть остановлено, поскольку в основе его кризис народного здоровья, беспрецедентный со времен Промышленной революции»⁴².

Доказательства? «Смертность в России существенно превосходит рождаемость. Кумулятивно эта катастрофа равняется [мировой] войне. За четыре года, с 1992 по 1995, этот «шок смертности» обошелся России в 1,8 миллиона человек, больше чем 1,7 миллиона, погибших за четыре го­да в Первой мировой войне. Продолжительность жизни в России существенно ниже, чем в Эквадоре или в Азербай­джане. Для мужчин она ниже, чем в Египте или в Парагвае... Мир еще не видел ничего подобного эпидемии сердечных заболеваний, бушующей сегодня в России»⁴³.

Разница между представлениями российских элит и американских ястребов о будущем России может быть теперь сформулирована кратко и ясно. Для российских элит то, что сегодня происходит в стране, хотя и жесто­кий, но временный кризис, обусловленный, как услужли­во подсказывает им неоевразиец В.В. Ильин, лишь некой «понижательной фазой российской цивилизации». Прой­дет время, говорит он, и все образуется. Больше того, «в ожидаемой повышательной фазе произойдет реванш: упущенное наверстается. Как, когда, какой ценой это слу­чится, — неведомо, но что будет так — несомненно»⁴⁴. Для Уилла, с другой стороны, речь о кризисе финальном. Опираясь на кошмарный демографический прогноз, на бушующие в стране эпидемии и плачевную ситуацию в здравоохранении, не способные остановить это сколь­жение России в пропасть, он полагает процесс необрати­мым. Другими словами, никакой «повышательной фазы», не говоря уже о «реванше», больше не будет. Ибо страна, по сути, вымирает.

В этой разнице оценок будущего России — корень спо­ра. Никто сегодня не может сказать, чья оценка верна. Но сама постановка вопроса о том, есть ли вообще у Рос­сии будущее, тревожна необычайно. Еще более тревожна в этом смысле серия больших, каждая на целую газетную полосу, статей о ситуации в России, опубликованных в де­кабре 2000 г. в «Нью-Йорк тайме». Тем более что написа­ны эти статьи вовсе не вашингтонскими ястребами, а соб­ственными корреспондентами газеты в Москве, настроен­ными по отношению к России, в отличие от Уилла, скорее, дружественно. Они беседовали с десятками нейтральных экспертов. И картина, вышедшая из-под их пера, леденит сердце. «Эксперты обеспокоены, — пишут они, напри­мер, — что, если волна инфекционных заболеваний будет нарастать такими же темпами, как сейчас, Россия может превратиться в эпидемиологический насос, перекачиваю­щий эти болезни в остальной мир»⁴⁵.