Россия: у истоков трагедии 1462-1584

Да, на пороге XX века страна тоже ощущала себя, как сейчас, на роковом перепутье. Никто, конечно, не говорил в ту пору об угрозе «модернизированного сталинизма». Партия пролетариата, как мы знаем от Нечкиной, тогда лишь возникала, и даже те, кто краем уха слышал о ней, не могли представить себе чудовище, в которое она впос­ледствии превратится. Зато не было недостатка в предчув­ствиях «грядущего хама» или «новых гуннов» и даже то­го, что, говоря словами Валерия Брюсова, «бесследно все сгинет, быть может» и «сотворится мерзость во храме». В моих терминах, предчувствовали тогда русские интел­лектуалы грядущий цивилизационный обвал.

Но даже и при Александре III неизмеримо более точно, чем сегодня, ощущала Россия, где именно искать истоки национальной трагедии, которая чудилась ей за ближай­шим поворотом. Ничто, пожалуй, не доказывает это луч­ше, нежели простой — и удивительный по нашим време­нам — факт: популярный толстый журнал «Русская мысль» готов был публиковать в дюжине номеров акаде­мическое исследование о Боярской думе Древней Руси. Найдется ли в наше время сумасшедший редактор, кото­рый бы на такое решился? И если да, найдутся ли у тако­го журнала читатели? Достаточно, наверное, поставить эти вопросы, чтоб ответ на них стал очевиден.

Понятно и почему. В стране, где, может быть, еще живы люди, на чьей памяти сразу два грандиозных цивилизаци- онных обвала — в 1917 и в 1991-м — кто же, право, ста­нет искать истоки нынешней трагедии в древних веках? Ведь читатели «Сегодня» совершенно были убеждены, что истоки эти в большевистском перевороте октября 17-го, а редакторы газеты «Завтра», что виною всему «Бе­ловежский заговор» декабря 91-го. До Боярской ли тут думы? До древней ли истории?

Историческое ускорение, столкнувшее лицом к лицу два катаклизма, отодвинуло ту первоначальную древнюю катастрофу, что, собственно, и предопределила весь этот многовековой трагический «маятник» куда-то в туманную, мало кому сегодня интересную даль. Затолкнуло ее глу­боко в национальное подсознание. Больше нет на созна­тельной поверхности того первого цивилизационного об­вала, от постижения которого зависит на самом деле дальнейшая судьба страны. Одни беды XX века на этой поверхности.

Таков первый довод против предложения сегодняшне­му обществу «новой схемы» русского прошлого. Она, скорее всего, не найдет живого отклика.

ДОВОД ЗА - 1

Как против этого возражать? Все верно. И впрямь скверную шутку сыграло историческое ускорение с наци­ональной памятью. XX век действительно оказался для России роковым, и живая связь времен порвалась.

Интересно в этой связи сравнить предсказания, сделан­ные на пороге этого рокового века двумя гигантами отече­ственной науки и философии. Дмитрий Иванович Менде­леев, человек, близкий по духу националистам, рассчитал, проектируя демографические процессы своего времени в будущее, что к 2000 году население России вырастет до 600 миллионов человек, а к 2050-му и до миллиарда 280 миллионов. Его современник Владимир Сергеевич Со­ловьев, посвятивший себя в отличие от него борьбе с рус­ским национализмом, предсказал, что в случае, если этот национализм не позволит России интегрироваться в Евро­пу, грозит ей «национальное самоуничтожение»³⁴.

Оба, конечно, перегнули палку. Но кто из них был бли­же к истине, все-таки сегодня ясно (напомним, что многие западные проекции, касающиеся народонаселения Рос­сии, колеблются для 2050 года между 50 и 80 миллионами человек). Ситуация, короче говоря, развивается в направ­лении, прямо противоположном прогнозу Менделеева.

Мы помним, что в результате цивилизационного обвала XVI века, связанного с самодержавной революцией Гроз­ного, страна потеряла 10 процентов населения, в резуль­тате петровского катаклизма — 20. Но пережить сокраще­ние в три раза и остаться после этого самим собою — та­кого не случалось еще ни с одним народом в мире. Не это ли имел в виду Соловьев под «национальным самоуничто­жением»?

Именно по этой причине вопрос о преодолении нацио­нализма и интеграции России в Европу совершенно недву­смысленно превратился из религиозно-философской стратагемы, каким был он во времена Соловьева, в про­блему национального выживания страны.

Но возможно ли преодолеть вековой имперско-нацио- налистический импульс, терзающий Россию на протяже­нии стольких поколений, и — что не менее важно — спо­собна ли она убедить Европу в изначальном родстве с нею, не восстановив историческую память? Не постигнув то есть до конца действительные истоки своего отторже­ния от праматери Европы, описанные в этой книге? Коро­че, перед лицом национального самоуничтожения либе­ральная элита России оказалась сегодня в ситуации неми­нуемого цивилизационного выбора — немыслимого без смены парадигмы русского прошлого.

ДОВОД ПРОТИВ - 2