Россия: у истоков трагедии 1462-1584

26. Edward L. Keenan. The Kurbskii-Groznyi Apocrifa, Harward University Press, 1971. Точка зрения Киннана основана на сложном и изобретательном текстологическом анализе, который известный специалист по литературе этой эпохи, кембриджский профессор Н. Андреев назвал «фантастической пирамидой спекуляций» (Анд­реев Н. Мнимая тема, «Новый журнал». Кн. 109. 1972. С. 270), но к которому я как профан в текстологии готов отнестись с уваже­нием. Правда, и такой крупный советский эксперт, как Р.Г. Скрын­ников, совпадая с Андреевым, тоже пришел к заключению, что «обещанное Киннаном внимательное чтение источников сводится к неточным и произвольным их интерпретациям, а законы вероятно­сти служат мостом к бездоказательным и фантастическим умоза­ключениям» (Скрынников Р.Г. Переписка Грозного и Курбского. Парадоксы Эдварда Киннана. Л., 1973. С. 128). Я готов, однако, объяснить это совпадение предвзятостью обоих рецензентов. И во всяком случае, это «спор славян между собою», высокоакадемиче­ский конфликт высококвалифицированных текстологов. Настора­живает меня другое: как только Киннан выходит за пределы чистой текстологии и обращается к анализу содержательному, вся его кон­струкция внезапно теряет свой высокий академизм и начинает вдруг звучать даже не вполне профессионально. Вот пример. Киннан убежден, что «у Курбского... неясно, во что он верит, кроме жалоб на персональную тиранию Ивана, тогда как Иван большей частью ста-рается оправдать свои собственные действия личными и истори­ческими основаниями, а не какой бы то ни было последовательной теоретической программой» (с. 60). Если в подтверждение «бези- дейно-сти» Курбского Киннан ссылается на исследования замеча­тельного датского историка Норретрандерса, доказавшего, что мя­тежный князь не был представителем «старого феодального поряд­ка» или «олигархической точки зрения», то в подтверждение безыдейности царя Ивана он вообще ни на что не ссылается, даже на тексты самого Ивана. Однако доказательства Норретрандерса, хотя сами по себе и хороши, но не имеют отношения к делу, ибо Курбский защищал традицию Ивана III, а вовсе не олигархию (как пытался приписать ему царь) и тем более не «старый феодальный порядок». Я готов был бы согласиться с Киннаном, скажи он, что Курбский защищал свою точку зрения плохо. Но, к сожалению, он не обсуждает, а просто отрицает политическое содержание перепи­ски. Этот инфантильный экстремизм заставляет меня согласиться с заключением профессора Андреева: «Как жаль, что Эдвард Кин- нан бросил свою огромную энергию и неистощимое воображение на создание мнимой темы» (с. 272). Тем более жаль, добавлю, что так много в русской истории этого времени действительных зага­док, требующих всего воображения тех немногих, кто в этой обла­сти работает. Печально, право, наблюдать, как специалист высоко­го класса играет, фигурально говоря, в куклы.