-- А кто васъ уполномачиваетъ вмeшиваться въ мои приказанiя? Кто тутъ предсeдательствуетъ: вы или я?
-- Останьтесь пока, докторъ Солоневичъ, -- говоритъ Якименко сухимъ, рeзкимъ и властнымъ тономъ, но этотъ тонъ обращенъ не къ Борису. -- Я считаю, товарищъ Шацъ, что такъ вести засeданiе, какъ ведете его вы, -нельзя.
-- Я сама знаю, что мнe можно и что нельзя... Я была связана съ нашими вождями, когда вы, товарищъ Якименко, о партiйномъ билетe еще и мечтать не смeли...
Начальникъ третьей части съ трескомъ отодвигаетъ свой стулъ и подымается.
-- Съ кeмъ вы тамъ, товарищъ Шацъ, были въ связи -- это насъ не касается. Это дeло ваше частное. А ежели люди пришли говорить о дeлe, такъ нечего имъ глотку затыкать.
-- Еще вы, вы, меня, старую большевичку будете учить? Что это здeсь такое: б.... или военное учрежденiе?
Видеманъ грузно, всeмъ своимъ сeдалищемъ поворачивается къ Шацъ. Тугiе жернова его мышленiя добрались, наконецъ, до того, что онъ-то ужъ военный въ гораздо большей степени, чeмъ тов. Шацъ, что онъ здeсь хозяинъ, что съ нимъ, хозяиномъ, обращаются, какъ съ мальчишкой, и что, наконецъ, старая большевичка ухитрилась сколотить противъ себя единый фронтъ всeхъ присутствующихъ...
-- Ну, это ни къ какимъ чертямъ не годится... Что это вы, товарищъ Шацъ, какъ съ цeпи сорвались?
Шацъ отъ негодованiя не можетъ произнести ни слова.
-- Иванъ Лукьяновичъ, -- съ подчеркнутой любезностью обращается ко мнe Якименко, -- будьте добры внести въ протоколъ засeданiя мой протестъ противъ дeйствiй тов. Шацъ.
-- Это вы можете говорить на партiйномъ собранiи, а не здeсь, -взъeдается на него Шацъ.
Якименко отвeчаетъ высоко и сурово:
-- Я очень сожалeю, что на этомъ открытомъ безпартiйномъ собранiи вы сочли возможнымъ говорить о вашихъ интимныхъ связяхъ съ вождями партiи.
Вотъ это -- ударъ! Шацъ вбираетъ въ себя свою птичью шею и окидываетъ собравшихся злобнымъ, но уже нeсколько растеряннымъ взглядомъ. Противъ нея -- единый фронтъ. И революцiонныхъ парвеню, для которыхъ партiйный "аристократизмъ" товарища Шацъ, какъ бeльмо въ глазу, и заключенныхъ, и, наконецъ, просто единый мужской фронтъ противъ зарвавшейся бабы. {207} Представитель Свирьлага смотритъ на Шацъ съ ядовитой усмeшечкой.
-- Я присоединяюсь въ протесту тов. Якименко.
-- Объявляю засeданiе закрытымъ, -- рeзко бросаетъ Шацъ и подымается.
-- Ну, это ужъ позвольте, -- говоритъ второй представитель Свирьлага. -- Мы не можемъ срывать работу по передачe лагеря изъ-за вашихъ женскихъ нервовъ...
-- Ахъ, такъ, -- шипитъ тов. Шацъ. -- Ну, хорошо. Мы съ вами еще поговоримъ объ этомъ... въ другомъ мeстe.
-- Поговоримъ, -- равнодушно бросаетъ Якименко. -- А пока что я предлагаю докладъ д-ра Солоневича принять, какъ основу, и переслать его въ ГУЛАГ съ заключенiями мeстныхъ работниковъ. Я полагаю, что эти заключенiя въ общемъ и цeломъ будутъ положительными.
Видеманъ киваетъ головой.
-- Правильно. Послать въ ГУЛАГ. Толковый проектъ. Я голосую за.
-- Я вопроса о голосованiи не ставила, я вамъ приказываю замолчать, товарищъ Якименко... -- Шацъ близка къ истерикe. Ея лeвая рука размахиваетъ собачьей ножкой, а правая вертитъ револьверъ. Якименко протягиваетъ руку черезъ столъ, забираетъ револьверъ и передаетъ его Непомнящему.
-- Товарищъ начальникъ третьей части, вы вернете это оружiе товарищу Шацъ, когда она научится съ нимъ обращаться...
Тов. Шацъ стоитъ нeкоторое время, какъ бы задыхаясь отъ злобы, -- и судорожными шагами выбeгаетъ изъ комнаты.
-- Такъ значитъ, -- говоритъ Якименко такимъ тономъ, какъ будто ничего не случилось, -- проектъ д-ра Солоневича въ принципe принятъ. Слeдующiй вопросъ...
Остатокъ засeданiя проходитъ, какъ по маслу. Даже взорванный желeзнодорожный мостикъ на Погрe принимается, какъ цeленькiй: безъ сучка и задоринки...
ЯКИМЕНКО НАЧИНАЕТЪ ИНТРИГУ
Засeданiе кончилось. Публика разошлась. Я правлю свою "стенограмму". Якименко сидитъ противъ и докуриваетъ свою папиросу.
-- Ну, и номеръ, -- говоритъ Якименко.
Отрываю глаза отъ бумаги. Въ глазахъ Якименки -- насмeшка и удовлетворенье побeдителя.
-- Вы когда-нибудь такую б... видали?
-- Ну, не думаю, чтобы на этомъ поприщe товарищу Шацъ удалось бы сдeлать большiе обороты...
Якименко смотритъ на меня и съ усмeшкой, и съ любопытствомъ.
-- А скажите мнe по совeсти, тов. Солоневичъ, -- что это за новый оборотъ вы придумали?
-- Какой оборотъ? {208}
-- Да вотъ съ этимъ санитарнымъ городкомъ?
-- Простите, -- не понимаю вопроса.
-- Понимаете! Что ужъ тамъ! Чего это вы все крутите? Не изъ-за человeколюбiя же?
-- Позвольте, а почему бы и нeтъ?
Якименко скептически пожимаетъ плечами. Соображенiя такого рода -- не по его департаменту.
-- Ой-ли? А впрочемъ, ваше дeло... Только, знаете ли, если этотъ сангородокъ попадетъ ГУЛАГу и товарищъ Шацъ будетъ прieзжать вашего брата наставлять и инспектировать...
Это соображенiе приходило въ голову и мнe.
-- Ну что-жъ, придется Борису и товарища Шацъ расхлебывать...
-- Пожалуй -- придется... Впрочемъ, долженъ сказать честно... семейка-то у васъ... крeпколобая.