Россiя въ концлагере

Съ теорiей нацiональнаго перерожденiя Стародубцева, Якименки, Ягоды, Кагановича и Сталина (русскаго, малоросса, латыша, еврея и грузина) я встрeтился только здeсь, въ эмиграцiи. Въ Россiи такая идея и въ голову не приходила... Но, конечно, вопросъ о томъ, что будутъ дeлать якименки, добравшись до власти, вставалъ передъ всeми нами въ томъ аспектe, какого эмиграцiя не знаетъ. Отказъ отъ идеи мiровой революцiи, конечно, ни въ какой мeрe не означаетъ отказа отъ коммунизма въ Россiи. Но если, добравшись до власти, якименки, въ интересахъ собственнаго благополучiя и, если хотите, то и собственной безопасности, начнутъ сворачивать коммунистическiя знамена и постепенно, "на тормозахъ", переходить къ строительству того, что въ эмиграцiи называется нацiональной Россiей (почему, собственно, коммунизмъ не можетъ быть "нацiональнымъ явленiемъ", была же инквизицiя нацiональнымъ испанскимъ явленiемъ?), -- то тогда какой смыслъ намъ троимъ рисковать своей жизнью? Зачeмъ предпринимать побeгъ? Не лучше ли еще подождать? Ждали вeдь, вотъ, 18 лeтъ. Ну, еще подождемъ пять. Тяжело, но легче, чeмъ прорываться тайгой черезъ границу -- въ неизвeстность эмигрантскаго бытiя.

Если для эмиграцiи вопросъ о "нацiональномъ перерожденiи" (этотъ терминъ я принимаю очень условно) -- это очень, конечно, наболeвшiй, очень близкiй, но все же болeе или менeе теоретическiй {212} вопросъ, то для насъ всeхъ трехъ онъ ставился какъ вопросъ собственной жизни... Идти ли на смертельный рискъ побeга или мудрeе и патрiотичнeе будетъ переждать? Можно предположить, что вопросы, которые ставятся въ такой плоскости, рeшаются съ нeсколько меньшей оглядкой на партiйныя традицiи и съ нeсколько болeе четкимъ раздeленiемъ желаемаго отъ сущаго -- чeмъ когда тe же вопросы обсуждаются и рeшаются подъ влiянiемъ очень хорошихъ импульсовъ, но все же безъ ощущенiя непосредственнаго риска собственной головой.

У меня, какъ и у очень многихъ нынeшнихъ россiйскихъ людей, годы войны и революцiи и, въ особенности, большевизма весьма прочно вколотили въ голову твердое убeжденiе въ томъ, что ни одна историко-философская и соцiалистическая теорiя не стоитъ ни одной копeйки. Конечно, гегелевскiй мiровой духъ почти такъ же занимателенъ, какъ и марксистская борьба классовъ. И философскiя объясненiя прошлаго можно перечитывать не безъ нeкотораго интереса. Но какъ-то такъ выходитъ, что ни одна теорiя рeшительно ничего не можетъ предсказать на будущiй день. Болeе или менeе удачными пророками оказались люди, которые или только прикрывались теорiй, или вообще никакихъ дeлъ съ ней не имeли.

Такимъ образомъ, для насъ вопросъ шелъ не о перспективахъ революцiи, разсматриваемыхъ съ какой бы то ни было философской точки зрeнiя, а только о живыхъ взаимоотношенiяхъ живыхъ людей, разсматриваемыхъ съ точки зрeнiя самаго элементарнаго здраваго смысла.

Да, совершенно ясно, что ленинская старая гвардiя доживаетъ свои послeднiе дни. И потому, что оказалась нeкоторымъ конкуррентомъ сталинской генiальности, и потому, что въ ней все же были люди, дерзавшiе смeть свое сужденiе имeть (а этого никакая деспотiя не любитъ), и потому, что вотъ такая товарищъ Шацъ, при всей ея несимпатичности, воровать все-таки не будетъ (вотъ куритъ же собачьи ножки вмeсто папиросъ) и Якименкe воровать не позволитъ. Товарищъ Шацъ, конечно, фанатичка, истеричка, можетъ быть, и садистка, но какая-то идея у нея есть. У Якименки нeтъ рeшительно никакой идеи. О Видеманe и Стародубцевe и говорить нечего... Вся эта старая гвардiи -- и Рязановъ, и Чекалинъ, и Шацъ -- чувствуютъ: знамя "трудящихся всего мiра" и власть, для поддержки этого знамени созданная, попадаютъ просто напросто въ руки сволочи, и сволочь стоитъ вокругъ каждаго изъ нихъ, лязгая молодыми, волчьими зубами.