Россия в неволе

Третий Рим, казалось бы, у её ног. Во многих книгах серьёзного характера, анализирующих нынешнее положение, очень качественно описаны ужасы нынешнего геноцида и нефтяного безумия, симптомы болезни "большого белого человека" – России. Тем не менее, это касается следующего за анализом синтеза – тут полный крах: иллюзия на иллюзии. Очень многое упирается в партийную принадлежность пишущего, в его личные фантазии, амбиции – и в результате – беспомощные советы "потерпеть и ничего не делать, само рассосётся" ("Проект Россия"), до ожидания, что нефтяную и газовую отрасль возглавят люди, которые дадут присягу никогда не выезжать за пределы России, сами и их потомки ("Почему Россия не Америка?").

Сделав точный диагноз, надо намечать ход лечения. А наметив – приступить к операции. А это страшно, поскольку надо применять силу и идеологию, не просто адекватную силе и идеологии Пидерсии – а превосходящую! Идеологию не просто на грани сил человеческих, но на грани смерти, за гранью возможного (для разума) – на уровне пророчества и священной войны.

И ещё раз приходим к тому, что ни либерально-экономические выкладки, ни групповые партийные амбициозные проекты – ничего на самом деле не изменят и вряд ли конкурентноспособны с насаждаемой верой и идеологией поклонения Золотому тельцу. Скорее, наоборот, самоуспокоение – что, видите, нет выхода, и не надо бороться – работает невольно на то, что русский вольный человек всё больше заключён в рамки выбора, принимая который, он становится другим человеком, общечеловеческим стадным ничем, короче не русским.

Русский – это свободный. Идеология, вера и церковь, способные убедить его и повести за собой – это белая церковь и белое движение. Как уже не раз было в истории, и что собственно русских сделало русскими, спаяло в созидающую удивительную нацию с неповторимым государством, в рамках которых не подверженный искушению постоянного исторического выбора между хорошим и ещё лучшим, хорошей властью и ещё более лучшей. Борис и Глеб, первые наши святые, даже зная о неприемлемости действия Святополка окаянного – тем не менее идут и на смерть, и не желают даже ценой своей жизни изменить хоть на йоту отношение к власти и порядок властвования у русских.

Для русского всегда есть батюшка – русский Белый Царь. Он и ответит на все вопросы, он прикажет – и на смерть пойдёшь, и завоёвывать, что надо (недаром уже редуцированно авторитетных людей называют батями – однозначно, непререкаемо подчёркивая авторитет, не подверженный колебаниям конъюнктуры). Его, Белого Царя, дети – уж точно не будут вздёргивать за рубеж и устраивать свой бизнес в Израиле, мутить с нефтью на американских бензоколонках… Это дело – низкое по сравнению с высотой монархической России, по сравнению со всеми благами Запада, к которым так открыто тянутся неисправимые и неизлечимые ни духовно, ни физически нынешние наместники России.

В метре от меня Коля "Толстый" усердно пишет письмо в правозащитную организацию. По букве приговора получил два года за то, что пьяный сосед около его дома пнул его собаку и, укушенный, ходил по посёлку, пьянствовал – раны загноил. Соответственно, через 3 недели такого "лечения" экспертиза устанавливает увечье средней тяжести, и суд несмотря ни на что, отвергнув даже свидетелей – влепляет два года. Это внешне. Внутренне, по существу, – Коля мешал соседу-барыге, оказавшемуся к тому же молдаваном, банчить на его улице, в его посёлке – приходилось втихаря подгонять фуру, делать вид, что туда-сюда перегружают гнилые помидоры, и потом ещё эти "помидоры" сутками охраняют некие субчики.

В полутора метрах – спит Серж, полное имя которого даже трудно произнести – вроде как Серажутдин или что-то около. Спит после ночной дороги, после трёх своих намазов, омовений, или как их ещё обозначить. Спит на полу, хотя у него и есть своё место, но он устроил из нескольких матрасов диванчик, постелил плед – готов, не шевелится в своей бейсболке.

Двое сухоруких (на сегодня в камере – три инвалида) расплетают пиджак, оставшийся от Сашки-Лесоповала. Тот с такой радостью уехал на посёлок, что всё позабывал.

Ещё двое чинят кипятильник, не торопясь подрезая железо нагревательного элемента вокруг провода, не торопясь опять же заготавливая пакеты, чтоб потом запаять вместо изоленты.

Сова в трюме. Другой недавний малолетка Денис "Малах" – закутался как личинка в в чисовское одеяло – и постанывает во сне у меня под ухом.

Телевизор молчит – я тоже пишу эту книгу серьёзного характера, пытаясь донести одну простую мысль – многое уже сказано, даже излишне много – там, где надо действовать и собирать для действий, отбросив лишнее – оставив лишь веру, волю и разум. Это сложнее всего там, вне этих стен, когда кругом – девушки, "соблазны" – рама падает… Хотя давно уж разжёвано, пережёвано – нынешняя болезнь – а по сути смерть под Пидерсией – просто так не пройдёт.