Россия в поворотный момент истории

Несмотря на тактический успех у Пулкова, нам снова пришлось отступить в Гатчину. У нас просто не хватало сил ни для того, чтобы продолжить преследование, ни для того, чтобы укрепиться вдоль протяженной линии фронта.

В Гатчине боевой дух правительственных войск начал падать. Генерал Краснов и офицеры его штаба настаивали, чтобы я вступил в мирные переговоры с большевиками. Я решительно отказался это делать, но 31 октября военный совет решил направить в Петроград делегацию. К Гатчине тем временем подходили подкрепления с фронта. Весь гарнизон Луги, соседнего с Гатчиной города, был на стороне правительства. Я намеревался выиграть немного времени. В Петрограде уже существовал центр антибольшевистских сил – «Комитет спасения родины и революции». Использовав в качестве курьера Станкевича – комиссара при Ставке Верховного командования, – я отправил свои условия, естественно совершенно неприемлемые для большевиков, прямо в этот комитет. Станкевич немедленно отбыл в столицу.

Глава 25 Моя жизнь в подполье

Бегство из Гатчины

31 октября 1917 г. генерал Краснов отправил в Красное Село вблизи Петрограда делегацию казаков, чтобы начать с большевиками переговоры о перемирии. В ранние утренние часы 1 ноября казачья делегация вернулась вместе с делегацией большевиков, которую возглавлял П. Дыбенко[163]. Переговоры между большевиками и казаками начались на первом этаже Гатчинского дворца в присутствии генерала Краснова и начальника его штаба полковника Попова.

Я ожидал результатов переговоров в своих апартаментах на верхнем этаже. Почти сразу же ко мне пришло несколько друзей с тревожным сообщением, что переговоры почти завершились и что казаки согласны выдать меня Дыбенко в обмен на обещание отправить их на Дон, оставив при них лошадей и оружие.

Гатчинский дворец был пуст, если не считать кучки моих верных сторонников, выступавших в роли посредников и державших меня в курсе о ходе переговоров. Мы знали о деморализации среди казаков и об идущей повсюду подрывной деятельности. Но все равно нам казалось невероятным, чтобы генерал Краснов и офицеры, командовавшие казачьим корпусом, опустились до открытого предательства.

Генерал Краснов пришел ко мне около 11 часов утра. Если до этого у меня были причины подозревать его, то после нашего разговора мои подозрения переросли в уверенность. Краснов пытался убедить меня отправиться в Петроград на переговоры с Лениным. Он уверял меня, что я буду в полной безопасности под охраной казаков и что это – единственное возможное решение. Не буду вдаваться в детали нашей последней встречи[164]. Задним числом я понимаю, какая трудная задача выпала генералу, так как по натуре он не был предателем.

Затем наверх прибежали мои «наблюдатели» и сообщили об окончательном итоге переговоров. Меня передают Дыбенко, а казаки возвращаются на Дон.

К тому времени был уже полдень. Шум и крики с нижнего этажа все усиливались. Я уговаривал всех, за исключением моего личного помощника Н.В. Виннера, уходить. Мы с Виннером решили не сдаваться живыми, собираясь застрелиться в задних комнатах, пока казаки и матросы будут искать нас в передних помещениях. В то утро 1 ноября 1917 г. такое решение представлялось вполне логичным и неизбежным. Пока мы прощались, дверь отворилась и на пороге появилось двое людей – знакомый мне гражданский и матрос, которого я никогда прежде не видел. «Нельзя терять времени, – сказали они. – Через полчаса к вам ворвется разъяренная толпа. Живо снимайте френч!» Через несколько секунд я превратился в матроса весьма нелепого вида: рукава бушлата оказались мне коротки, мои желтовато-коричневые ботинки и краги явно не соответствовали друг другу: Бескозырка была мне слишком мала и едва держалась на макушке: Маскировку дополнили автомобильные очки: Я попрощался с помощником, и он вышел через соседнюю комнату.

Гатчинский дворец, построенный в форме средневекового замка безумным императором Павлом I, представлял собой настоящую ловушку. Его окружали рвы, и единственный выход вел через подъемный мост. Оставалось лишь надеяться, что удастся пробраться сквозь вооруженную толпу к автомобилю, который ждал нас во внешнем дворе. Мы с матросом спустились по единственной лестнице, двигаясь как роботы: В сознании не было ни мыслей, ни ощущения опасности.