То, что сделала руководимая Кауфманом русская администрация, было не чем иным, как радикальной демократической земельной реформой, проводимой в интересах трудящегося люда. Поразительно, что это было признано в советское время и к тому же в журнале с недвусмысленным названием «Историк-марксист». Даже не открывая его, читатель мог представить, какими будут суждения и выводы всех его авторов: все, что делалось и не делалось царскими властями, бывало плохо для трудового народа. И тем не менее историк И. Ходоров в 1928 г. заявлял именно в этом идеологизированном журнале: «Земли аристократии стали, с одной стороны, облагаться налогами – податное обеление мильков, основанное на ханских пожалованиях, отменялось; с другой стороны, земли узбекских аристократов стали закрепляться в собственность сидевшим на них арендаторов. Здесь права на землю признавались за крестьянами, а обезземеливалась непокорная земельная аристократия»[472]
.Позже, когда «социализм победил по всему фронту», когда советские научные кадры хлебнули лихолетья 40-х гг. XX в., они окончательно овладели марксистским методом. Даже в начале 80-х, в тихие застойные годы, когда никому, за исключением упорных диссидентов, тюрьма и лагерь не грозили, автор книги «Из истории Туркестанского края» З.Д. Кастельская трактовала события столетней давности, откровенно искажая факты: «Цель первоначального аграрного законодательства царизма сводилась не только к захвату земель, но и к тому, чтобы обеспечить себе политическую и социальную опору в лице местных господствующих классов»[473]
. Уроки 30-х гг. были, видимо, усвоены накрепко.Именно потому, что «первоначальное аграрное законодательство» генерал-губернатора подрывало позиции «местных господствующих классов», чиновный Петербург проявил беспокойство. Реакция центральных ведомств последовала быстро и была удивительно похожей на реакцию на мероприятия К.П. Кауфмана в аграрной сфере в Северо-Западном крае. Министерства иностранных дел и финансов воспротивились, и надолго завязалась многословная полемика между Петербургом и Ташкентом, продолжавшаяся практически до самой смерти генерал-губернатора. Кауфман подготовил три проекта Положения об управлении Туркестанским краем, но ни один не был утвержден в петербургских кабинетах. Константин Петрович не отменял своих распоряжений, действуя в рамках проекта 1873 г., хотя и не имел на то Высочайшего одобрения.
Каковы же были аргументы петербургских оппонентов? Первым откликнулось ведомство князя Горчакова, которое усмотрело в аграрных преобразованиях Кауфмана угрозу «пагубных общественных переворотов, последствия которых в политическом отношении крайне опасны»[474]
. МИД оставался верен себе – там традиционно боялись, «как бы чего не вышло».Возражения министра финансов были более конкретными. В Минфине придирались к формальностям. В частности, отмечалось, что в течение девяти лет русские власти покупали у местного населения земли для возведения казенных построек, что не соответствовало утверждению Кауфмана, будто государство, в том числе Российское, является верховным собственником земли. Министр финансов находил, что основные начала проекта положения о землеустройстве 1873 г. противоречат характеру поземельной реформы, проводимой в России. Главная цель этой реформы состояла якобы в том, чтобы сделать земледельческое население империи крестьянами-собственниками, а не пользователями земли. В то же время кауфманский проект не предусматривал развития частнособственнического землевладения.
Кауфман отвечал на эти замечания, и тогда из столицы курьер привозил другие, и он снова писал объяснение. «Понятие о праве полной собственности в том виде, как оно теперь существует в европейской науке, – объяснял Кауфман петербургским чиновникам, – есть понятие чисто местное европейское. Права государства на землю, обрабатываемую частными владельцами, могут быть сокращены до той степени, до которой они необходимы в чисто политических видах. Совершенно не то в странах, где писал законы Мухаммед и в Туркестанском крае. Климатические условия Туркестанского края таковы, что государству должны быть предоставлены гораздо большие права по отношению землевладения, чем то необходимо в Европе…»[475]