Россия в войне 1941-1945

Войска Малиновского освободили Одессу 10 апреля, и немцы, боясь попасть в окружение, в панике бежали из нее: одни - морем, под почти непрерывной бомбежкой и артиллерийским обстрелом советских войск, другие - по последней остававшейся еще в их распоряжении дороге между Одессой и устьем Днестра, откуда их переправляли на пароме в те части Бессарабии и Румынии, которые еще не были заняты Красной Армией. К моменту освобождения Одессы вся эта дорога была усеяна разбитой техникой, брошенной немцами при отступлении. Однако при всей поспешности, с какой немцы покидали Одессу, они успели превратить портовые сооружения, большинство заводов и фабрик города и многие другие крупные здания в дымящиеся груды развалин.

В одно чудесное весеннее утро в середине апреля я выехал из одного населенного пункта, севернее Николаева, на восточном берегу Южного Буга, в Одессу. Южный Бут служил границей между оккупированной немцами и аннексированной румынами частями Украины, и гражданскому населению было запрещено переходить через эту границу без специального разрешения. Но с февраля 1944 г. немцы совсем перестали считаться с фиктивной принадлежностью Транснистрии к Румынии.

Немецкие войска пытались угнать с собой скот, но, поскольку им так и не удалось переправить коров через Южный Буг, они перестреляли их, и зеленые берега реки были завалены десятками трупов животных, которые уже начали разлагаться.

Местность между Южным Бугом и Одессой представляла собой типичную степь, и, проезжая среди расстилавшихся по обе стороны дороги бескрайних зеленых ковров озимой пшеницы, мы иногда на протяжении многих километров не видели ни одной деревни.

Кое-где нам попадались поля под паром, но их было немного. Однако что больше всего поразило нас на нашем пути - это несколько совершенно безлюдных деревень. Они не походили ни на русские, ни на украинские деревни. Дома в них пестрели яркими красками, к небу тянулись шпили церквей - лютеранских, а может быть, католических, поскольку мы видели несколько придорожных католических распятий. Это были деревни немецких колонистов, которые жили здесь на протяжении полутора веков, а в последние годы выполняли функции квислинговцев, занимая различные административные и полицейские должности, предоставлявшиеся им немцами на восточном берегу Южного Буга. Те, кто остался жить в «великой Румынии», выступали здесь в роли высокомерного немецкого меньшинства и, несомненно, уже готовили весьма неприятные сюрпризы для румынского «большинства». Однако стремительное наступление Красной Армии вынудило их покинуть свои жилища. Позднее, в Одессе, мне попалась на глаза газета на немецком языке под названием «Дер дейче ин Транснистриен» («Немец в Транснистрии»), в которой этот край фактически рассматривался как часть «германского достояния», а о румынах даже не упоминалось! Однако всего лишь несколько недель назад Гитлер еще считал своим долгом поддерживать миф о «великой Румынии» и делать вид, что признает Транснистрию румынской провинцией, а Одессу - румынским городом.

Мы подъезжали к Одессе уже в сумерках, и по мере нашего приближения к Черному морю местность становилась все холмистее, и то тут, то там были заметны следы боев. Повсюду вдоль дороги валялось множество трупов лошадей, а здесь, на этих оголенных ветрами холмах на побережье Черного моря, мы опять видели конские трупы, воронки от бомб, а время от времени и трупы людей. В одном месте мы проехали мимо огромного памятника, воздвигнутого румынами в память о взятии Одессы в 1941 г. Именно здесь, по этим холмам, проходило тогда кольцо советских оборонительных укреплений вокруг Одессы.

И вот мы уже в Одессе, на улицах которой чувствовался едкий смрад пожарищ.

Одесса была погружена в непроглядную тьму. Немцы, которые на протяжении последних двух недель хозяйничали в городе, взорвали в нем перед уходом все электростанции; и, что было еще хуже, город остался без воды, если не считать небольших ее количеств, которые давали артезианские колодцы. В нормальных условиях Одесса снабжалась водой из Днестра, но теперь трубопроводы были взорваны. Сейчас, как и в те два месяца суровой осени 1941 г., пока длилась осада города, он целиком зависел от собственных колодцев.

В гостинице «Бристоль», где мы остановились, для умывания выдавалась бутылка воды в день. Все окна в здании были выбиты. Гостиницу обслуживали два швейцара - старик с черной бородой, бывший одесский портовый рабочий или биндюжник, с хриплым голосом и резким, неприятным смехом, и его помощник - жуликоватого вида старикашка с седой бородкой. Оба обычно стояли на тротуаре перед гостиницей.

Здесь не существовало никаких запретов. Это была Одесса с ее неистребимым душком уголовного мира, воскрешавшим в памяти похождения бабелевского Бени Крика - короля одесских гангстеров.