Россия в XVIII столетии: общество и память

К сожалению, нам слишком мало известно о жизни Гаврилы Адалимова до описанных здесь событий и вовсе ничего неизвестно о его жене Елизавете. Если Адалимов был несомненно человеком грамотным, то получила ли какое-то образование его жена, мы не знаем. Однако несомненный интерес представляет то, что в своей

борьбе за собственность с ближайшими родственниками эта семейная пара среди прочего прибегала к помощи искусства. И, если сам имущественный конфликт, как уже говорилось, был вполне заурядным, то примененные в нем средства несомненно могли появиться лишь во второй половине XVIII в., когда искусство и литература стали частью дворянского быта. Сами Адалимовы наверняка получали удовольствие от своей изобретательности и в этом проявлялось их своеобразное чувство юмора, причем характер этого юмора был таков, что в качестве гипотезы можно предположить, что у Гаврилы Адалимова гораздо больше, чем у его несчастного однофамильца, шансов претендовать на авторство «Госпожи и парикмахера», тем более, что в этом сочинении также просматриваются определенные социальные мотивы, которые должны были быть близки нашему герою:

«Тут нет любовничьих чинов ниже приятных слов.
Лишь жажду утоли, кто б ни был он таков.
Но только ли того бывает вся суть в мире —
Пол женский жертвует венериной кумире
и утешает жен не муж, а кто иной,
хороший и дурной:
боярыню – чернец, француз – графиню
иль скороход – княгиню.»[322]

Выходец из солдатских детей выслуживший дворянство и женатый на дворянке, которая скорее всего была его значительно моложе, вполне мог подписать под этими строками.

Нам неизвестно, чем закончилась имущественная тяжба Лутовиновых-Адалимовых и как в дальнейшем сложились судьбы ее участников. Лишь об Иване Герасимовиче сохранились сведения, что с 1779 до 1785 г. он служил заседателем в Орловском верхнем земском суде, в 1782 г. участвовал в определении границы между Курской и Новгород-Северской губерниями, а в 1786 г. стал заседателем 2-го департамента Харьковского верхнего земского суда. Два года спустя Екатеринославский, Таврический и Харьковский губернатор светлейший князь Г. А. Потемкин самолично просил Сенат «наградить его чином, заслугам его соответствующим».[323] В 1807 г., когда его двоюродный брат Федор Степанович хлопотал о записи в губернскую родословную книгу, Иван Герасимович еще был жив.

Глава 5 Семья в вихре перемен Петровского времени

Петровские преобразования, охватившую все первую четверть XVIII столетия, как известно, привели русское общество в движение, сделали его более динамичным, усилили социальную и географическую мобильность, способствовали появлению новых социальных групп. Все это не было, конечно, целью преобразований, но скорее их побочным результатом. Государство, озабоченное главным образом собираемостью податей, напротив, стремилось упорядочить структуру русского общества, сделать ее более стабильной и постоянной. Ветер перемен, однако, против воли людей подхватывал их, придавая судьбам индивидов и целых семей подчас самые неожиданные изгибы. При том что каждая такая судьба уникальна, она содержит характерные черты эпохи, столь необходимые для понимания сути произошедшего в эпоху петровского переворота. Примером такого рода является история семьи Бахметевых, сведения о которой сохранились в одном из дел московского Судного приказа.

20 апреля 1733 г. Татьяна Васильевна, жена стольника Ивана Васильевича Кожина подала в Судный приказ довольно обычную для того времени челобитную. Прежде чем обратиться к ее содержанию отметим, что стольник И. В. Кожин имел полученный им в 1719 г. чин обер-комиссара, а в середине 1720-х гг. был асессором Московского надворного суда, однако его жена явно предпочитала называть его старым чином стольника. Сама же Татьяна Васильевна Кожина в ряде генеалогических справочников фигурирует в качестве жены стольника же князя Семена Юрьевича Солнцева-Засе-кина[324], от брака с которым она родила двоих сыновей и две дочери. Но, по-видимому, Солнцев-Засекин был первым мужем Кожиной, а какова была ее девичья фамилия, неизвестно. Когда Семен Юрьевич умер, также неизвестно, но, видимо, не ранее конца 1722 г., поскольку 11 декабря он подписал в качестве свидетеля духовную стольника П. Б. Вельяминова.[325] Для Ивана Васильевича Кожина брак с Татьяной Васильевной, судя по всему, тоже не был первым, поскольку у него было трое сыновей и две дочери, причем один из сыновей родился еще в 1705 г., а другой – в 1714 г. В нашем дальнейшем повествовании будет, однако, фигурировать третий сын Кожина Александр, дата рождения которого опять же неизвестна.