В феврале 1773 г. в Севскую провинциальную канцелярию было прислано «предложение» белгородского губернатора И. К. Давыдова, в котором пересказывалась челобитная, полученная им от брянской помещицы Федосьи Саловой, жаловавшейся на свою младшую дочь Елизавету Адалимову. Из этой челобитной мы узнаем, во-первых, что спорное имение находилось в сельце Суздальцево. Известное с XVI в. это село существует и поныне. В числе его владельцев называют «Борятинских, Саловых, Глотовых, Алымовых, Тютчевых, Лутовиновых и других. В конце XVIII века перешло к Яковлевым построившим здесь один из крупнейших винокуренных заводов Брянского уезда. Входило в приход села Хотылёва».[310]
Во-вторых, из челобитной Саловой становится понятно, что и мать, и обе дочери с семьями проживали в одном доме, при этом Елизавета «приказала крепостным людем той ее полатке в зале, чтоб из оного выходу не иметь, двери затворить, забить наглухо; с кровли тес, дрань и приготовленной лес весь зжечь, а птиц, имеющей в доме ее и у дваровых людей, бьючи, употребляя в пищу весь истребила; а имеющейся в ямах хлеб выбрала без остатку, тож и лошадей, чем и довела без всякого почти дневнаго пропитания, и другия чинит притеснения и разорении. Да сверх того, чиня немалыя огорчении, уграживает ее, мать, застрелить, а на покоях ее, где спальня, приказывает людем своим испражняться… Да и ныне она, Салова, находится по приказанию оной дочери ее Елисаветы под присмотром определенных от нее людей и крестьян, которыя на двор ее не выпускают, а по поданной от зятя ее, реченного майора Лутовинова, в Севской провинциальной канцелярии о освобождении жены ево и детей от непристойного дочерью ее Саловой, Елисаветою, заключения челобитной посланной ис той канцелярии капитан Каченов как оную дочь ее, Марфу Лутовинову з детьми, так и ее, Салову, избавил, а как оной капитан Каченов отъехал в Севск, то означенная дочь ее Елисавета и до сего времени ее, Салову, никуда не выпускает».[311] Посланный на основании этой челобитной в Суздальцево каптенармус Григорий Бурый свидетельствовал: «а показанная мать ее Адалимовой Федосья Салова забита и сверху хором на спальни испражнение видимо, причем видели и посторонние люди».[312]Посылка из Севска чиновников для увещевания Елизаветы Адалимовой, судя по всему, ни к чему не привела и 23 сентября того же года Салова извещала губернатора о новом витке конфликта:
«когда я вышла для телесного своего испражнения в имеющейся близ харом нужник, тогда оная дочь моя, скоча на крыльцо, кричала оному мужу своему такими словами: застрели де ее старую ведьму… которой, будучи с нею, дочерью моею, а своею женою в том убитию меня согласии, ухватя ружье, заряженное дробью, в тот нужник выстрел и учинил, точию во оном меня по счастию моему не утрафил, а утрафил в бывшею со мною в том нужнике для выеду меня по стрости моих лет крепосную мою девку Катерину Алферову, у которой от того выстрелу и вынятой дробины и по осмотру в Брянской воеводской канцелярии оказалось, а на досках того нужника дробины и ныне значут».[313]
Этот эпизод, лишь дополняющий картину быта и нравов провинциального дворянства, можно было бы опустить, если бы он не был своеобразным довеском к предшествовавшему ему другому, на который нельзя не обратить особого внимания.
Еще в июле в Суздальцево прибыл присланный из Трубчевской воеводской канцелярии для раздела земли поручик Попов. Произвел ли он наконец раздел, которого так долго добивалась Елизавета Адалимова, неизвестно, но именно ему Иван Лутовинов передал некое произведение искусства, а именно картину, вынесенную из спальни Адалимовых крепостной девкой Авдотьей Васильевой.
И картина, и девка были доставлены поручиком в Трубчевск. Оттуда губернатору, пересказывая поданную Лутовиновым челобитную, докладывали, что «на картине – тещи ево, также ево, Лутовинова, жены и детей лицы, в коих оной тещи ево лице написано чрез бесчеловечное ругательство объявленной дочери ее, Елисаветы Адалимовой, исключено ис подобия человеческого образа, каковых де ругательств богомерзких ис того от детей матерям, но иже посторонних, не только в православных, но и варварах сыскаться не чаятельно».[314]
Авдотья Васильева, которой оказалось 18 лет от роду, была допрошена и поведала следующую историю: