Россия в XVIII столетии: общество и память

Определенный свет на конфликт, скрывающийся за полученным Иваном Герасимовичем пасквилем проливает другой документ – прошение жены надворного советника Гаврилы Ивановича Адалимова Елизаветы Афанасьевны, поданное в июне 1772 г. Брянскую воеводскую канцелярию. Адалимова сообщала, что вместе с сестрой Марфой Лутовиновой является наследницей оставшегося им после смерти их отца Афанасия Петровича Салова не разделенного имения. Между тем, еще в 1763 г., во время третьей ревизии сестра Марфа со своим мужем, будучи в сговоре с их матерью Федосьей Садовой, записали за собой «с немалым излишеством душ», включая и двух крестьян (называются поименно), принадлежавших их покойному брату Василию Афанасьевичу Салову, причем за минувшие годы у этих двух крестьян родились дети (называются поименно), «которыми она, Лутовинова, с той ревизии доныне владеют и всякия помещичьи доходы получают». Более того, четверых женщин (называются поименно) Лутовиновы незаконно выдали замуж, а одного дворового тайно вывезли в имение мужа в том же Брянском уезде, «чтоб при разделе наличным ему не быть».[300]

Итак, картина проясняется: под «старухой» в пасквиле очевидно имеется в виду теща Лутовинова Федосья Салова, а происхождение самого пасквиля скорее всего связано с семьей Адалимовых. Сразу же заметим, что дворянский род Садовых известен со второй половины XVII в. Его поколенная роспись также не обнаружена и неизвестно, кем был покойный Афанасий Петрович, на сыне которого[301] эта ветвь рода, видимо, пресеклась. Однако очевидно, что брак Марфы Садовой и Ивана Лутовинова не был мезальянсом. Иное дело Адалимовы.

Эта фамилия отсутствует в известных генеалогических справочниках и лишь значится среди других в дворянской родословной книге Саратовской губернии.[302] Впрочем, фамилия Адалимов известна в истории русской литературы XVIII в. Этой фамилией подписано эротическое стихотворение «Госпожа и парикмахер» (в другом варианте «Госпожа и волосочесатель»), один из вариантов которого сохранился в «Остафьевском сборнике» П. А. Вяземского. Некоторые исследователи полагают, что подпись Адалимов – это анаграмма от «Адам Васильевич Олсуфьев», но М. Ю. Осокин уверенно идентифицирует его с Иваном Адалимовым,[303] о котором известно, что, начав службу копиистом в Канцелярии сбора остаточных за указными расходами денег в 1730-е гг., он был затем канцеляристом Коллегии иностранных дел, а в начале 1760-х – актуариусом Вотчинной конторы, где у него произошел конфликт с надворным советником Игнатьевым, в связи с чем на свет даже появился сенатский указ от 2 июля 1763 г.[304] Эти сведения дополняют документы Герольдмейстерской конторы, из которых, во-первых, узнаем, что полное имя этого человека было Иван Николаевич Адалимов, что в службу он вступил в 1735 г., в 1756 г. произведен в актуариусы Коллегии иностранных дел, а в 1759 г. по собственному желанию перешел на должность архивариуса в Вотчинную контору. В 1763 г. он был уличен в том, что вырвал из переплетенной книги документы, связанные с тяжебным делом, за что решением Сенатской конторы разжалован в копиисты и отставлен от дел. В январе 1772 г., то есть примерно тогда, когда в Брянском уезде разгорался описываемый здесь конфликт, он подал челобитную с просьбой о прощении с учетом семилетнего наказания, восстановлении в прежнем чине и приеме вновь на службу. Дело тянулось до осени того же года, поскольку Герольдия с Юстиц-конторой никак не могли решить, в чьем ведении находится этот человек. В мае 1773 г. Адалимов подал новую челобитную, в которой писал: «…нахожусь бес пропитания, помираю голодом. Хотя бы желал в партикулярную х кому идти услугу, токмо бес паспорта принять никто не может и жительства по найму ни у кого найтить не могу и скитаюсь меж двор». Результатом этого прошения стала выдача Адалимову свободного паспорта.[305] Как сложилась его дальнейшая судьба, неизвестно.

Однако не существует никаких доказательств того, что поэтическая муза посещала именно этого скромного канцелярского служащего с незавидной судьбой, в недобрый для себя час решившего перейти из Коллегии иностранных дел на более «хлебное» место в

Вотчинной конторе, а не какого-нибудь его однофамильца. Тем более, что, как будет показано ниже, существовал по крайней мере еще один Иван Адалимов.