Мы подошли к финалу. Так или иначе, доктрина Великой России связана с учением о России Вечной, импульсы которой пронизывают всю историю России в ее духовном проявлении. Какой бы эзотерический или, скажем проще, необычный характер это учение о России Вечной ни имело, оно может стать вполне доступным, по крайней мере, во многих важных своих моментах. Оно, это учение, связано с выходом в космос, не только физический, но и «невидимый» грандиозный космос тонкого и духовного мира, о котором говорят все традиционалистские космологии. Но оно связано и с теми аспектами, которые помогут и Великой России, нашей конкретной России, на ее трудном историческом пути. Такие явления, например, как духовный патриотизм, неотделимый от концепции Вечной России, такой высший патриотизм может помочь гораздо больше, чем официальный. Весь его сложный комплекс, включая, между прочим, и почитание ушедших в другой мир наших родственников и соотечественников, может образовать в нашем сердце неразрушимую твердыню, опору во всех бедствиях, и в то же время внести в нашу жизнь радость и духовное торжество. Особенно важно также укрепить в человеке веру в его личное бессмертие во всех смыслах этого слова, то, о котором говорит христианство. Без этого человек просто обречен. Он не будет в состоянии увидеть собственную сущность и предназначение. Доктрина России, естественно, включает в себя положение о бессмертии и победе над смертью. Бог дал человеку свободу, но не для того, чтобы он воспользовался этой свободой для своей собственной гибели. Впрочем, дано и такое горькое право… Каждый народ может осуществлять и не осуществлять свою миссию, свое предназначение.
Как уже говорилось, согласно нашему великому пророку Достоевскому, русский человек — всечеловек, поэтому тем более любовь к России и к русскому народу вполне сочетаема не только с любовью к человечеству, другим народам, но и ко всему живому, тем более когда в этом «живом» так или иначе проявляет себя Бог. Но величие и сверхгениальность Толстого состоит в том, что он открыл это присутствие Бога в нашем падшем мире, хотя сверхгениальность Достоевского носит более страшный характер. Судьба человечества, подчеркиваю, судьба ЭТОГО человечества, человечества определенного космологического цикла, «нашего» человечества, — весьма проблематична и преисполнена драматизма высшего напряжения. Но доктрина России Вечной далеко выходит за пределы данного космологического цикла и данного человечества. Наша задача — быть достойными этого тайного и великого предназначения во всей его полноте.
Раздел III
Философские и критические статьи
В поисках России
Сейчас в Советском Союзе в эпоху гласности, видимо, настало время познания той части России, которую принято называть «зарубежной» или «эмигрантской». В XX в. началась драматическая история русского рассеяния, она еще не закончена, но впереди виден свет, который, может быть, не погаснет.
Если мировая жизнь пойдет не такими страшными путями, какими она часто шла в XX в., то рано или поздно наступит момент, когда причины, породившие это незнаемое раньше в русской истории рассеяние (ведь Русь всегда держалась за свою землю), перестанут действовать, и начало этому процессу положено, я думаю, перестройкой.
Итак, сейчас, наверное, время подведения первых итогов бытия России вне ее священной земли, в чужом мире, ибо очевидно, что за рубежом оказались не просто русские люди, россияне, но и часть самой России (особенно это относится к первой эмиграции) — сохранялись культура, язык, вера и внутреннее духовное единство. Всем хорошо известно, какое культурное богатство хранила эта Россия — зарубежная Россия Бунина, Цветаевой, Рахманинова, Шаляпина, Бердяева и многих, многих других.
Подлинное познание этой России может быть осуществлено общими усилиями метрополии и зарубежья. Необходимы издания соответствующих книг и архивов, анализ их — и это, видимо, дело ближайшего будущего. Нужны люди, которые смогли бы исследовать и на высочайшем уровне осмыслить невиданный культурно-исторический опыт зарубежной России, и тогда Родина узнает, каким был мир в глазах русской эмиграции, и опыт познания этого мира перейдет к ней из рук зарубежной России.
В своей душе изначальная Россия переживает то, что пришлось пережить этой оторвавшейся от нее плоти.
Тот опыт был во многом мучительным, в каких-то аспектах миссионерским. Россияне несли в этот причудливый и одновременно крайне рационалистический западный мир глубину и свет русской культуры, православия, то есть целый пласт своего бытия. Познание же иного мира совершалось и умом, и кровью, и даже ценой жизни. Никакие путешествия, открытые границы, туризм не могут дать и тени этого познания, ибо, чтобы действительно понять чужой мир, надо быть внутри его, и еще лучше — беззащитным и брошенным, но не с раздавленной волей: а воли к жизни у русской эмиграции хватало, несмотря на всю фантастическую сложность ее бытия.