Россия. Век XX. 1901–1964. Опыт беспристрастного исследования

«В феврале 1950 года (то есть вскоре же после перевода в Москву. – В. К.) Сталин назначил Хрущева председателем комиссии по расследованию положения дел на ЗИСе. Оперативно была проведена проверка и подготовлена итоговая записка, в которой предлагались самые радикальные и суровые меры. И тогда Сталин приказал МГБ действовать. 18 марта 1950 года забрали на Лубянку Эйдинова… Потом в течение нескольких месяцев арестовали десятки других работников завода»[873], и в ноябре того же года были вынесены «самые суровые» приговоры[874].

И многозначительно, что даже еще в августе 1956 года (см. выше цитату из беседы с канадцами) Хрущев был «полностью согласен» с обвинениями по адресу «некоторых евреев», желавших создать свое государство в Крыму, – согласен, видимо, потому, что шестью годами ранее сам принимал решения по делу о «сионистском заговоре».

Версия о главной (помимо Сталина) роли Хрущева в репрессиях 1950-го – начала 1953-го года, как нетрудно предвидеть, может многим показаться неубедительной – тем более что она высказана здесь с такой определенностью впервые. В частности, в массовом сознании еще присутствует (и выражается в целом ряде нынешних сочинений) представление, согласно которому решающее значение в этих репрессиях имели действия (пусть хотя бы «тайные») Берии; но не следует забывать, что данную версию выдвинул именно Хрущев, и в связи с этим уместно вспомнить об известной уловке – громком крике «держите вора!».

В последнее время истинная роль Хрущева в «деятельности» МГБ в 1950-м – начале 1953 года начинает осознаваться в историографии. Так, автор ряда серьезных исследований О. В. Хлевнюк писал в 1996 году о том, как вел себя Берия после назначения его в марте 1953-го министром объединенного МГБ-МВД: «Гласное и даже демонстративное прекращение “дела врачей” (по инициативе, как подчеркивалось в газетных сообщениях, МВД) не только позволяло рассчитывать на сочувствие интеллигенции, но было хорошим поводом для кадровой чистки МВД от “чужих людей”. Автоматически под удар попадал Хрущев, сторонники которого занимали многие ключевые посты в МГБ в период фабрикации “дела врачей”. (Не случайно Хрущев сделал все возможное для оправдания прежнего министра госбезопасности С. Д. Игнатьева)»[875].

Нельзя не сказать о еще одном многозначительном факте. В своих очень пространных воспоминаниях Хрущев подробно рассказывает о своей деятельности до декабря 1949 года и после марта 1953-го и, повествуя об этом трехлетнем периоде, так же подробно характеризует действия целого ряда лиц, но о своих собственных почти не упоминает, представая скорее в качестве «созерцателя», чем деятеля. Весьма показательны с этой точки зрения названия глав, посвященных времени конца 1949-го – начала 1953 года: «Вокруг известных личностей», «Берия и другие», «Семья Сталина», «Мои размышления о Сталине», «Еще раз о Берии» и т. п. Все это по меньшей мере странно…

Подробное обсуждение роли Хрущева в репрессиях начала 1950-х годов имеет важный смысл вовсе не потому, что дает основания для дискредитации этого деятеля; оно необходимо для верного понимания всей исторической ситуации в период с конца 1940-х и до начала 1960-х годов.

Дело в том, что Хрущев, стремясь представить себя спасителем страны от чудовищной по масштабам послевоенной репрессивной политики Сталина и якобы «помогавшего» ему (и даже превосходившего его по жестокости) Берии, крайне преувеличил политический террор того времени, утверждая, например, что к моменту смерти Сталина имелось 10 миллионов заключенных, – притом в основном политических. В действительности их было, как уже сказано, в 20 раз меньше, а тех из них, кто были приговорены к длительным срокам заключения, – в 45 раз меньше! В строго секретном документе МВД, составленном в марте 1953 года, констатировалось, что «из общего числа заключенных количество особо опасных государственных преступников… составляет всего 221 435 человек»[876], – притом большинство из них было осуждено не в последние годы жизни Сталина, а еще в конце 1930-х, или во время войны, или же сразу после ее окончания (об этом – ниже).

Поэтому версия, согласно которой с конца 1949-го и до смерти Сталина «работой» МГБ руководил Хрущев, вовсе не означает, что при его участии было репрессировано по политическим обвинениям огромное количество людей; ведь 10 миллионов заключенных (в основном политических) – это его, Хрущева, вымысел, призванный показать, от какого безмерного ужаса он избавил страну…

Словом, изложенные выше соображения о том, что именно Хрущев с конца 1949 года до начала 1953 года играл в репрессивном аппарате ту роль, которую он без всяких оснований приписывал (для этих лет) Берии, не превращает его в «сверхпалача», каким сам Хрущев изображал Берию.