Россия входит в Европу: Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство, 1740-1750

Странные шатания фаворитов и придворных императрицы объяснялись не в последнюю очередь ее импульсивным темпераментом. Елизавета согласилась взойти на престол, который некогда занимал ее отец, отнюдь не сразу, она долго колебалась, поскольку не питала особого пристрастия к государственным делам. Она обожала пышные церемонии, роскошь, почести, знаки внимания со стороны подданных, но ненавидела принуждение. Смотря по настроению, она то занималась делами, то откладывала их в сторону, называя государственную деятельность «самой пустой вещью в мире».^{291} Чувственная, ленивая, вспыльчивая, она предоставила управление страной Бестужеву, однако порой в самые неподходящие для канцлера моменты ставила его на место и, например, созывала свой совет (Конференцию). Важнейшую роль в борьбе группировок играли любовники и фавориты императрицы. В 35 лет Елизавета вела весьма бурную жизнь. На первом месте оставался красавец Алексей Разумовский, обладатель прекрасного голоса. Ходил слух, что императрица тайно обвенчалась с Разумовским, однако, «чтобы дать ему передохнуть», с удовольствием выслушивала и «славословия других своих поклонников»^{292}. Она выбирала любовников, не обращая внимания на их происхождение, — за телосложение, голос, умение складно говорить комплименты. Унтер-офицеры, камергеры, духовные особы — все могли на короткое время стать предметом ее увлечения^{293}. Не лишенная чувства благодарности и на свой лад хранившая верность своим воздыхателям, Елизавета щедро награждала их и тем сеяла рознь между претендентами на августейшее внимание. Бывший прапорщик Семеновского полка Алексей Яковлевич Шубин участвовал во всех забавах юной Елизаветы; он оставался ее любовником до начала 1730-х годов и за эту связь был сослан Анной Ивановной в Сибирь. В 1743 году его произвели в генерал-майоры — по всей видимости, не за одни только военные таланты. Другой участник Елизаветиных забав, голштинец Карл Сивере, познакомился с цесаревной около 1735 года в кабачке и сделал головокружительную карьеру, возвысившись от форейтора и лакея до камер-юнкера и гофмаршала. Часто веселая компания, состоявшая из императрицы и ее прежних и нынешних любовников^{294}, отправлялась из Зимнего дворца в какую-нибудь из загородных резиденций; государственные дела в таких случаях откладывались на неопределенное время. Императрица не терпела никакого принуждения, она, к великому огорчению своих приближенных (прежде всего, тех, кто принадлежал к франко-прусской группировке), преследовала одну-единственную цель — на свой страх и риск доставлять себе как можно больше удовольствия. При этом она вредила своему здоровью: в донесениях, отправлявшихся в Потсдам, Версаль, Лондон или Вену, посланники живописали во всех подробностях ее мелкие и крупные недомогания, проблемы с пищеварением, простуды и, главное, ее пристрастие к алкоголю ^ш. Забавы царицы тревожили ее подданных; еще в 1743 году Ла Шетарди упрекал Елизавету за «стремление испробовать все, что только может приблизить ее конец». Не умея внушать приближенным почтение к себе, она впадала в страшные приступы гнева и отличалась непредсказуемостью реакций.

Русский двор блистал роскошью, но благополучие это было мнимым. Придворные разорялись на покупке драгоценностей; сановникам первых двух классов вменялось в обязанность устраивать развлечения для императорского семейства, прежде всего маскарады, которые государыня особенно любила. Балы начинались в шесть вечера; до десяти часов гости танцевали или играли в карты. В десять императрица, великий князь и великая княгиня усаживались за стол и ужинали в обществе нескольких фаворитов; остальные гости ели стоя. Затем танцы начинались вновь и продолжались до часу или двух ночи. Елизавета не требовала никаких особых знаков внимания: она не хотела, чтобы ее провожали к выходу, чтобы при ее появлении в гостиной присутствующие вставали. Единственное, что неизменно соблюдалось, — это почтение к чинам и званиям^{295}(Россия уже тогда, за век до Кюстииа, была империей фасадов). Тем не менее самые дерзкие авантюристы ухитрялись преуспеть при русском дворе. Превосходное описание жизни во дворце оставил один из таких авантюристов, барон фон Тренк. Людей небогатых и скромных царедворцы презирали, оттесняли или вовсе выгоняли. Заслуги, способности, должности — все это отступало на второй план в сравнении с внушительным внешним видом. Богатство выражалось в золотом и серебряном шитье, брильянтовых перстнях и каретах, запряженных чистокровными лошадьми. К излишествам любого рода высшее общество относилось с безграничной снисходительностью: пьянство считалось явлением само собой разумеющимся, на разврат смотрели сквозь пальцы или же с сочувственной улыбкой. Большим успехом пользовалось умение мастерски — то есть не гнушаясь плутовством — играть в карты. Придворные не чуждались грубой брани даже в присутствии иностранных дипломатов, зато по отношению к себе они, пусть даже возведенные в дворянство совсем недавно, требовали величайшей учтивости.