Россия во французской прессе периода Революции и Наполеоновских войн (1789–1814)

Пресса времен Консульства и Империи не располагала самостоятельностью в публикации политических новостей, а потому охотно вернулась к освещению литературы, искусства и наук во Франции и других странах. В случае с Россией подобные материалы из литературно-научных альманахов заметно дополняют образ России, складывающийся на основе информационных газет. Обзоры и рецензии театральных пьес о России, анонсы новых сочинений из категории Россики, и выдержки из исторических произведений о Петре I, Петре III, Екатерине II, географические и статистические описания различных краев и областей империи, заметки о российских научных изобретениях и применении их в промышленности – вот лишь неполный перечень тем публикаций, которые появлялись во французских газетах и альманахах периода правления Наполеона Бонапарта.

Источниками для газетных новостей о России служили в большинстве случаев публикации из иностранной прессы (английской, немецкой, голландской, русской, шведской или польской), реже – частная корреспонденция торговых и финансовых агентов или посольские депеши дипломатов. В материалах российских и французских архивохранилищ можно найти немало документальных подтверждений именно такой методики подготовки газетных статей о России. Среди обнаруженных документов – дипломатическая корреспонденция из Варшавы, частные письма французов, оказавшихся на русской военной службе, а также специально изготовленные по заказу министерства полиции и иностранных дел Франции памфлеты о роли России в международных отношениях.

В годы наполеоновских войн, когда под контроль Франции постепенно попадают как немецкие, так и голландские газеты, пропагандистские усилия Парижа были направлены на унификацию политической цензуры на новых территориях и сохранение первенства по публикациям международного характера за парижскими газетами. В 1811–1813 гг., когда доверие французов к собственной прессе снизилось до минимальных показателей, власти вынуждены были нарушить устоявшуюся схему движения информации: пропагандистские материалы о России, подготовленные по указанию Наполеона, вначале публиковались в немецких и голландских газетах, а только затем перепечатывались в парижских изданиях. Время от времени такой порядок публикации (сначала в Германии и только потом во Франции) специально поддерживался, поскольку доверие со стороны читателей к немецким газетам было несколько выше, чем к французским.

Российский двор был активным участником всех дипломатических процессов в Европе, хотя официально Россия и не вступила в число членов Первой антифранцузской коалиции, она наиболее активно поддерживала роялистскую эмиграцию на протяжении 1790-х гг. и первой начала суровое преследование революционных идей среди собственной просвещенной элиты. Между тем французские газеты обратились к теме роста российского могущества на континенте вовсе не под влиянием Французской революции. Начиная с осени 1787 г. все внимание европейской прессы было приковано к русско-турецкой войне, которая завершилась только в декабре 1791 г. с заключением Ясского мира. К тому же летом 1788 г. на Балтике развернулись боевые действия между Россией и Швецией, а в январе 1789 г. польский Четырехлетний Сейм ликвидировал пророссийский Постоянный совет, что стало явным вызовом в адрес Петербурга и сделало почти неизбежным новый раздел Речи Посполитой. Характерно, что и французская дипломатия задолго до Революции готовилась к противостоянию с Россией, пуская в ход политическую публицистику.

Иными словами, клише о далекой полуварварской стране с суровым климатом, которой управляет самодержавный деспот, мечтающий о новых завоеваниях в Турции и Европе, был востребован уже в 1788–1789 гг., однако Революция способствовала изменению общих условий применения этого образа. Число читателей политических газет выросло в десятки раз и из дипломатической практики и философских дискуссий устоявшиеся представления о России перетекали в новое публичное пространство, сформировавшееся в 1789 г.

Ядро политического мифа об угрозе с Севера питалось не только военно-политическими новостями из Турции, Польши и Швеции, но и древними архетипами европейской культуры, богато представленными в Россике XVI–XVIII вв. Эта основа включала в себя представления о специфическом «северном варварстве» россиян, живущих в рабстве и невежестве, о невиданной развращенности людей, исповедующих «греческую» веру, о восточной роскоши царского двора, истощенности российских почв и агрессивности планов «честолюбивых» правителей России. Более поздние «наслоения» в этом мифе носили уже менее архаичный характер и были крепко связаны с текущей международной ситуацией. Например, планы по завоеванию Османской империи и прежде всего черноморских проливов, создание мощного флота в Средиземном море, намерения установить контроль над Польшей и Литвой, стремление влиять на политическое положение в германских землях – все это было реальностью российской внешней политики конца XVIII – начала XIX в.