Негативное отношение к внешней политике русского кабинета, характерное для жирондистов и монтаньяров, сохранилось и в термидорианской прессе. Идея «русской опасности», существовавшая в дипломатических кулуарах, получила широкое применение и послужила одним из инструментов внешнеполитической пропаганды республиканских властей, которая становится все более прагматичной: революционные лозунги сохранялись, но только в качестве драпировки новых интересов Франции, связанных с военно-дипломатическими успехами 1794–1795 гг.
Образ агрессивной и отсталой России подпитывался все новыми известиями с Востока. Moniteur
со всей тщательностью сообщала о планах России относительно Грузии и Персии. Так, рассказывая о поддержке, которую императрица намерена была оказать грузинскому царю Ираклию II, покинувшему родину из-за вторжения персов, газета отмечала, что хитрая и расчетливая Екатерина больше заботилась о благе своей страны, нежели о судьбе грузинского владыки[174]. Спустя буквально две недели газета развивала эту тему: «Экспедиция, планируемая русскими против персидского захватчика в Грузии, на самом деле не более чем предлог, подходящий случай для того, чтобы реализовать замысел с далекими перспективами, направленный против столицы турецкой империи». В подтверждение этому сообщалось, что русские полки, покидая Польшу, направляются вовсе не в сторону Персии, а в Крым и Молдавию[175]. В январе 1796 г. из Петербурга сообщали о том, что вооружается значительная русская эскадра, две русские армии общей численностью около двухсот тысяч человек собираются на границах Турции, в то же время еще одна армия движется к Грузии и еще одна находится на шведской границе. Такая демонстрация российской военной мощи заставляла задуматься: «Каковы же планы Екатерины? До каких же пределов простирается ее непомерное честолюбие? Вся Европа об этом знает и вся эта ослепленная Европа ей никак не сопротивляется», – с досадой заключал корреспондент Moniteur[176]. Цитируемый пассаж из статьи не был случайным мнением рядового редактора. Как и во множестве других случаев, он был частью памфлета, написанного чиновником министерства внешних сношений Французской республики неким Гироде и, следовательно, отражал мнение Директории[177]. Тема желания России подчинить османские территории и Константинополь, «который всегда был объектом страсти и амбиций русских», подчеркивалась даже на страницах итальянской армейской прессы[178]. Значительное преувеличение численности русской армии, якобы готовившейся к новой войне должно было усилить эффект от сообщения и продемонстрировать читателям опасность, исходящую от империи царей.В период египетской экспедиции Бонапарта, летом 1799 г., Давид в обширной статье в Moniteur
«О возможном завоевании Османской империи Бонапартом», обсуждая тему расчленения Порты и русской экспансии в Европу, выражал надежду на то, что Бонапарт продолжит свой поход и двинется прямо на Константинополь, чтобы, захватив древний восточный город, «повергнуть в ужас» Вену и Петербург. Это позволило бы разрушить вековые планы господства России на Босфоре и оживить очаги сопротивления деспотизму на севере и юге Европы. Особые надежды автор статьи возлагал на Польшу: «Кто знает, возможно, и Польша, увидев реющие стяги свободы, опять поднимет знамя восстания против тиранов?»[179]Пока парижские ораторы соперничали в описаниях коварных завоевательных планов русского царя, мечтавшего подчинить своей власти лучшие земли Европы, влияние России существенно возросло не только на суше, но и на море. Из Петербурга, Неаполя, Триеста, Венеции во франкоязычные газеты Голландии и Германии регулярно поступали известия о морских победах русского и русско-турецкого флота, а после взятия Корфу и о первых шагах Республики семи островов. Следуя тексту официальных русских газет и с приведением цитат из них сообщалось о взятии греческих островов Зант и Кефалония[180]
. О героическом штурме русско-турецкой эскадрой французских укреплений на о. Кефалония и о. Санто-Мауро беспристрастно с сухим перечислением числа погибших, раненых и взятых трофеев рассказывала лейденская газета. Вся информация об операциях русско-турецкого флота цитировалась по официальному российскому изданию[181]. Из Триеста передавали новости о том, как греки храбро и успешно сражаются против войск Французской республики на островах Архипелага[182]. Внимание французской прессы к греческим событиям не ослабевало и в 1800–1802 гг., когда широко публиковались прокламации греков с Корфу[183]. В целом Средиземноморский поход под командованием Ф. Ф. Ушакова не менее, чем Итальянский и Швейцарский походы А. В. Суворова, привлекали внимание французских газет и служили доказательством наличия у России планов по распространению своего влияния в Европе.