Несмотря на внешнюю набожность – в Грозном из-за нищеты процветала проституция. Считалось нормальным, что если сын погиб – его жену отдать в проститутки, так как она никому не нужна, пусть хоть так деньги приносит. Процветала и гомосексуальная проституция – когда геев ловили, с ними жестоко и публично расправлялись, но при этом все знали, где находится гей-бордель, в который половина правительства ходит. И что там работают не только русские – но и чеченские мальчики. И никто ничего не делал.
– Э, брат… – загоготал сидящий рядом бородач, опоясанный лентой (у него был кустарно переделанный ПКТ) – зайдем в станицу, там русских б…ей только выбирай. Хочешь одну, хочешь две и калым платить не надо, да…
Свистнула пуля. Потом ещё одна. Камаз резко затормозил, их бросило вперед, друг на друга. Кто-то упал.
– Стреляют!
Они посыпались с грузовика. Били автоматы. На глазах Ибрагима – Турок, стрелявший из автомата, с размаху грохнулся оземь и застыл.
Ибрагим скорчился у огромного колеса Камаза, обнимая автомат. Он не стрелял, вокруг – свистели пули. Что-то взорвалось – и его окатило жаром.
Потом – кто-то упал рядом, матерясь, начал меня магазин. Ибрагим посмотрел – это был тот самый бородач, который говорил про русских, на его бороде была кровь.
– Ты чего тут сидишь?!
…
– Давай, за мной!
Они вбежали в траву… трава горела под ногами. Бородач рванул влево, Ибрагим за ним – и тут взорвалась первая МОН-50, и их скосило осколками. Ибрагим даже не успел ничего понять – вспышка в глазах – и все…
Хлопок. Выворачивающий душу визг стальных роликов. Все поле боя мгновенно заволокло дымом. Просверк в дыму – что-то взрывается.
Первое минное поле – мы установили в посадке, потому что отступать им, кроме как в посадку – было некуда. Вторым – обезопасили свою позицию на случай фронтальной атаки, попытки смять числом. Когда мы все это подорвали – боевики оказались под градом осколков с двух сторон. После такого – не выживают.
– Кабан, всем моим. Оставаться на местах, доложить потери и боекомплект.
– Кабан, двое – триста, один тяжелый. Боекомплекта… треть где-то осталось.
– Раненым оказать помощь, держать позицию. На досмотр не ходить, сейчас подойдет подкрепление.
– Плюс.
– Кабан – Мирону, Кабан – Мирону.
– На приеме.
– По ленточке отработали. Фейерверк видели?
– Плюс, посылаю группу. Держитесь.
– Плюс, плюс…
Группа подошла через двадцать минут. Почему так долго? Был план ее разместить в самом селе, в казачьей станице, спрятать в ангаре машинно-тракторной станции. Но я настоял не делать этого – и возможно, оказался прав – потому и пошли сюда. Дело в том, что среди казаков – у чеченцев есть осведомители. Да, да, и такое к наши дни тоже бывает. Не надо идеализировать казаков – спешно восстанавливаемые в девяностые, они вобрали в себя много случайного, подчас даже уголовного люда. И если так проанализировать – почему то на одни станицы то и дело нападают, похищают скот, людей, угоняют транспорт – а другие не трогают. Это потому, что в одних станицах есть информаторы – а в других нет. Чеченцы наобум не ходят.
Группа состояла из милицейского УАЗа (того самого), Хаммера[55]
и Камаза. Там был Мирон, там был оператор, там была группа прикрытия. Бросился в глаза РПК-205 у одного из них – новый, прямо с завода[56].Я снялся с лёжки, надел балаклаву на всякий случай, бросил на спину рюкзак – и спустился вниз. Мирон говорил в камеру, оператор то снимал Мирона, то трупы чехов. Потрепало знатно – не хуже, чем наши колонны. Духи вообще мастера забивать колонны – но тут они отведали собственного дерьма.
Закончив съемки, Мирон подошел, пожал мне руку.
– Что дальше?
– Сольем в инет, пусть думают.
– А дальше?
Мирон пожал плечами.
– Что прикажут. Жираф большой, ему видней.
Мне это не понравилось. Но я ничего не сказал.
Грозный, Ичкерия. Аэродром Ханкала. 07 июня 2015 года