Несомненно, круги высших русских «англоманов», ставших фактическими зачинщиками Февральской революции, имели образцом для подражания имперскую Британию. Они хотели быть такими же, как английская аристократия и промышленники в Британии, и вообще, чтобы все походило в отсталой России на ухоженную богатую Англию. То есть это было желание перемен типа «чтобы жить как на Западе», о пагубности чего пойдет здесь речь ниже. Пока можно только заметить, что такие мотивы в любых восстаниях всегда ведут к ослаблению страны и к ее неизбежному краху, если только до этого грубо и кроваво не вмешаются иные заинтересованные стороны. Что и случилось тогда в России меньше, чем через год.
Утрата Россией пассионарности и сопротивляемости была окончательной, неумолимо надвигалась новая великая Смута. Император был свергнут, отправлен с семьей под домашний арест, началось создание демократических институтов – Советов. Война продолжалась. Несмотря на массовое дезертирство солдат с фронтов у Временного правительства не было воли и решимости выйти из войны по сепаратному миру. Политические метания либерального правительства вправо и влево, неспособность решить проблемы нарастающей нехватки продовольствия и снабжения воюющих войск, обнажило в нем отсутствие жизненно необходимых в тот момент компетентности, решительности и твердости. Временное правительство, неспособное к решению самых насущных задач, пыталось даже реанимировать монархию в конституционной форме, его авторитет в массах стремительно падал. Отсутствовал и сильный пассионарный лидер, которой мог бы объединить и повести за собой страну. Россия продолжала медленно сползать к пропасти.
Временное правительство вплоть до своего падения надеялось довести войну «до победного конца». Под давлением союзников оно попыталось организовать наступление на фронте. По свидетельству одного из тогдашних руководителей ВЦИК М.П. Якубовича это было «безумным решением»: «Русская армия была психологически неспособна к наступлению. Солдаты в окопах и в тылу страстно мечтали о «замирении», о скорейшем возвращении домой, где предстоит, наконец, дележ барской, помещичьей земли. Но ни о каком наступлении со стороны России после революции не могло быть и речи …. Получилось поражение – беспримерное в истории русской армии».
К началу осени за сепаратный мир выступали не только большевики, но и другие социалистические партии и фракции. Л. Мартов требовал немедленного заключения мира: «от русской армии ничего не останется, и даже сама Россия станет предметом торга между империалистическими державами». Измученный войной народ требовал мира. Политические силы, даже враждебные между собой, начали объединяться под лозунгом «Конец войне». Однако Временное правительство до конца своего существования цеплялось за надежду сохранить верность союзникам по Антанте. Лишь большевики, захватив власть, заключили в 1918 году сепаратный мир с Германией – «похабный мир», по выражению В.Ленина.
Большевики захватили власть в ослабевшей России вопреки заветам свои учителей. К. Маркс утверждал о необходимости предварительной буржуазно-демократической революции, и лишь когда экономический потенциал капитализма исчерпает себя, а пролетариат окрепнет и «созреет», тогда возможна и необходима пролетарская революция. Отец русской социал-демократии Г.В. Плеханов более жестко писал об этом в 1917 году: «Если капитализм не достиг еще в данной стране той высокой ступени, на которой он делается препятствием развитию ее производительных сил, то нелепо звать рабочих, городских и сельских, и беднейшую часть крестьянства к его низвержению…. Диктатура пролетариата станет возможной, и желательной, лишь тогда, когда наемные рабочие будут составлять большинство населения. Ясно, что о социалистическом перевороте не могут говорить у нас люди, хоть немного усвоившие себе учение Маркса». Узнав о перевороте и свержении Временного правительства, Плеханов обратился с «Открытым письмом» к Петроградским рабочим, где, со ссылкой на Ф. Энгельса, писал: «для рабочего класса не может быть большего исторического несчастья, как захват политической власти в такое время, когда он к этому еще не готов». Эти слова оказались пророческими: «большое историческое несчастье» неминуемо приближалось.
Классики и зачинатели революционной борьбы в России не только глубоко верили в возможность достижения всеобщего счастья и благополучия, но страстно желали это своему народу. То были истинные пассионарии своего времени. Одновременно они заботились о том, чтобы угнетенным по пути к всеобщему счастью не стало бы сначала хуже. Однако желание большевиков схватить выпадающую из чужих рук власть оказалось слишком велико. Власть тогда «валялась под ногами», достаточно было только нагнуться, чтобы ее подобрать. Они были убеждены, что знают лучше, чем сам народ, что тому нужно, они готовы были насильно вести его к счастью.