В.Е. Грум-Гржимайло, крупный дореволюционный инженер и промышленник, писал в 1924 году, оправдывая принимаемые большевиками жесткие меры: «Главы революции, конечно, знали, куда они шли, и теперь медленно, но неуклонно жмут и жмут публику, заставляя лодырей работать. Трудна их задача, так трудна, что надо удивляться их терпению и выдержке. Процесс длительный, мучительный, но необходимый. От благополучного его разрешения зависит, останется ли Россия самодержавным государством или сделается, к восторгу наших «друзей», колонией и цветной расой, навозом для процветания культурных народов».
Последние слова кажутся актуальными и для России века XXI, когда она, сбросив «коммунизм», оказалась на распутье, начала терять Силу и внутренне готова была пасть перед Западом.
9. Фиаско революционеров
С первых же дней после захвата власти большевики активно занялись преобразованием России. Немедленно были объявлены давно назревшие реформы, затягивавшиеся прежними либеральными властями. Съездом Советов были приняты следующие Декреты. О земле, с передачей помещичьей и церковной собственности крестьянам; об отмене сословий; о гражданском браке; об отделении церкви от государства, установлении свободы совести. Принято решение об аннулировании прежних внешних долгов страны. Был национализированы Госбанк, частные банки, заводы и фабрики. В результате реквизиций продовольствия норма хлеба в Петрограде была повышена с 200 до 300 граммов на человека в день. Уже в ноябре было заключено перемирие с Германией, Австро-Венгрией и Турцией. Начаты трудные переговоры о мире с Германией. Тем временем фронты оголялись, солдаты вопреки присяге и приказам покидали окопы целыми подразделениями и расходились по домам.
Масса российских рабочих, крестьян и солдат приняли Декреты властей с радостью и воодушевлением. Это способствовало «триумфальному шествию» большевистских Советов и почти бескровной их победе почти на всей территории России. Большевики всюду демонстрировали прочность своей власти и решительность в преобразовании отсталой и разрушенной войной страны. Это привлекало к ним новых сторонников из стана колеблющихся – из числа субпассионариев. В целом «октябрьский проект» демонстрировал в первые месяцы безусловный успех.
Однако потом выяснилось, что многие революционные мероприятия не принесли ожидаемого улучшения в жизни основной массы рабочего класса, а наоборот. Предприятия закрывались из-за нехватки сырья и финансирования. Служащие, управленцы среднего и низшего звена, инженеры и специалисты объявляли забастовки. Советская народная власть ответила на это арестами, пока еще «для острастки», людей не расстреливали, поскольку смертная казнь была отменена февральской революцией. Ленин не скрывал: «Да, мы арестовываем. … Нас упрекают, что мы применяем террор. Но террор, который применяла французская революция, которая гильотинировала безоружных людей, мы не применяем, и, надеюсь, применять не будем». Но уже в декабре была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) «по борьбе с контрреволюцией и саботажем». Машина репрессий, а позднее расстрелов без суда и следствия, успешно заработала.
Обещанное еще Временным правительством и самими большевиками Учредительное собрание, которое должно было избрать власть в стране демократическим путем, наконец, было созвано в январе 1918 г. Однако едва открывшись, оно было грубо прервано большевиками, покинувшими его, и затем особым Декретом объявлено закрытым в связи с роспуском. Большевики, захватившие власть силой, не намерены были выпускать ее из рук, и даже делиться с кем-либо из левого крыла – меньшевиками, эсерами, анархистами.
Задолго до революции Плеханов писал о Ленине, что он «смешивает диктатуру пролетариата с диктатурой над пролетариатом». Н. Бердяев позже так оценивал произошедшее в стране: «По Ленину демократия совсем не нужна для пролетариата и для осуществления коммунизма. Она не есть путь к пролетарской революции…. Демократические свободы лишь мешают осуществлению царства коммунизма…. При социализме отомрет всякая демократия. Первые фазисы в осуществлении коммунизма не могут быть свобода и равенство. Ленин это прямо говорил». «Ленин не верил в человека, не признавал в нем никакого внутреннего начала, не верил в дух и свободу духа. Но бесконечно верил в общественную муштровку человека, верил, что принудительная организация может создать какого угодно нового человека…».
Последнее, пожалуй, одно из немногого, что оказалось верным в убеждениях и пророчествах Ленина. В результате «общественной муштровки» принудительный сталинский режим действительно создал нового человека – всего за два десятка лет.