Учредительное собрание было официально созвано и открыто в январе 1918 года, но после короткого времени работы (чуть менее суток), ранним утром оно было грубо прервано большевиками, объявивших, что «караул устал», а на следующий день вообще закрыто и распущено. Представим дальнейший путь России, если бы Учредительное собрание продолжило свою работу, избрало правительство и премьера. «Гадая на кофейной гуще», оценим, что стало бы «лучше» при либеральных демократах, если бы они сумели удержаться у власти.
Очень возможно, что не было бы Гражданской войны или она стала бы менее кровопролитной и яростной. Россия не потеряла бы от 12.5 до 15 миллионов своих граждан.
Не было бы насильственной коллективизации крестьянских хозяйств. Миллионы работящих и зажиточных крестьян и их семей не были бы выселены в отдаленные районы, многие из которых погибли. Напротив, окрепшие частные хозяйства, вне сомнений, хорошо кормили бы страну.
Не случилось бы страшного голода начала 30-х годов, из-за изъятия хлеба государством для продажи за рубеж в обмен на оборудование, нужное для ускоренной индустриализации. Тогда тоже погибло несколько миллионов граждан.
Не произошли бы жестокие политические репрессии, начавшиеся сразу после прихода большевиков к власти, достигшие небывалых масштабов в 30-х годах, и вновь вспыхнувшие после войны. То было горе, неволя и гибель для более, чем 40 миллионов ни в чем не повинных людей.
Назовем теперь «пассив» этой гипотетической «бухгалтерии», то есть что бы стало «хуже» при либералах, без власти большевиков.
Не были бы построены за годы первых пятилеток тысячи новых заводов, шахт, каналов, дорог, составивших «хребет» новой России. Не было бы перед войной создано станкостроения, автомобилестроения, тракторостроения, химической и авиационной промышленности, как и производства мощных турбин и генераторов, качественных сталей, ферросплавов, синтетического каучука, азота, искусственного волокна и прочего. Как никогда не было этого и до революции.
«Хребет» страны был создан исключительно за счет внутреннего ресурса – внутреннего накопления, потому что в кредит никто и ничего не давал – только за наличные: хлеб, золото, художественные ценности. Золото – из церквей и по реквизиции от бывших дворян, «буржуев», «деклассированных» элементов; картины – из национализированных частных собраний, включая Эрмитаж; хлеб – насильно отнятый у крестьян, в том числе у страдавших и умиравших от голода. Для успеха нужен был еще труд. Выручил рабский, принудительный труд десятков миллионов репрессированных.
Без этого начального капитала, невозможно было ни быстро восстановить страну, ни превратить ее в индустриальную державу. Индустрия – это была сила, которая спасла страну в Отечественную войну. Победа в ней была достигнута не только «ценой» 27 миллионов погибших соотечественников, но и десятков миллионов тружеников, в том числе заключенных, брошенных Сталиным в топку ускоренной индустриализации в 20-30-х годах.
Но и «левый» или «правый» уклоны в самой партии большевиков, с которыми Сталин боролся, повели бы страну в сторону от укрепления государственной мощи. И те и другие уклонисты-большевики видели путь России в замедлении темпов индустриализации для блага самих же граждан России, в защите крестьянства от насильственной коллективизации под лозунгом Бухарина «Обогощайтесь!». Сталин смял эти настроения в партии, как и уничтожил их представителей. Он требовал от партии наращивания Силы государства, а не достижения потребительского счастья для народа, и в этом его неизменно поддерживали партийные съезды.
Есть еще один фактор, сыгравший значительную роль в победе над врагом в Отечественной войне. Это повсеместная жестокая дисциплина и страх. В царской армии, а позже и в армии либерального Временного Правительства, в конце войны дезертировали тысячами. С фронтов снимались и уходили целыми взводами, «левые» пропагандисты свободно призывали солдат к «братанию» с врагом, к суду над строгими офицерами и расстрелу, к созданию солдатских Советов и т.п. В результате фронты Первой мировой оголялись и безудержно откатывались.
Однако уже в Гражданскую войну верховный комиссар Лев Троцкий расстреливал каждого десятого из частей, допустивших, по его мнению, трусость, частей, отступивших перед врагом – мера, неведомая со времен Римских легионов. Он же брал в заложники и мирных граждан из числа враждебных большевикам классов и расстреливал их, если враг совершал диверсии или применял «белый» террор.
Жестокие сталинские репрессии в Армии выкосили десятки тысяч офицеров высшего и среднего звена, оголив войска, оставив их без опытного и «бывалого» в боях руководства, что вскоре оберулось позорными отступлениями и «котлами» в первые полгода войны.