Россия – возврат к могуществу. Обретение силы и национальной идеи

Если придерживаться мнения Льва Гумилева, что пассионарность есть наследственное качество, то сталинские чистки и репрессии 30-х годов, погубившие миллионы соотечественников, повредили генофонд партии большевиков, то есть целое поколение управляющей элиты. Репрессии 30-х годов в процентном отношении ударили сильнее всего по верхам, управленцам и армии. Были расстреляны или сгинули в лагерях почти все «старые большевики» из окружения Ленина, с кем он начинал строить новую страну. Погибло большинство соратников самого Сталина, с кем тот поднимал страну «на дыбы» в 20-х, тот самый «сталинский призыв» в партию, который он использовал, чтобы разбавить партийный контингент новым членами, ставшими затем верными лично ему, не знавшими подлинной революционной истории. В живых остались, в основном, услужливые, недалекие, умеющие скрывать подлинные мысли и чувства ради сохранения должности и жизни. Пассионарии нового этноса «Homo soveticus» в верхах, в партийной элите, понесли большие потери в Отечественную войну и после победы. Однако советский этнос уже родился, и только набирался сил, не ведая, разумеется, что в действительности происходило в верхах,

В то время, как страны, разгромленные Россией и ее союзниками в недавней войне – Германия, Япония, – через десять лет уже восстановились, и в них начался бурный рост благосостояния, СССР по-прежнему жил на полуголодном карточном пайке, потребительские товары производись в минимальном количестве и в нищенском ассортименте. Сельское хозяйство – коллективное, принудительное, как всегда лишенное стимулов к труду, – хронически не способно было накормить страну.

Идеологи партии, чтобы воодушевить народ на новые «трудовые подвиги», ухватились за новую идею принять и утвердить в народе «Моральный кодекс строителя коммунизма». Кодекс преследовал прежнюю утопическую цель воспитания «прогрессивного» человека: «сознательного и активного борца за коммунизм, всесторонне развитого, нового человека, свободного от пороков и пережитков старого общества». Моральный кодекс, должен был стать «Евангелием» новой веры и нравственности, регламентацией новых стереотипов поведения нового этноса, всего, что отстаивали пассионарии еще ленинского времени.

Новый «почин» был с воодушевлением поддержан партийными и комсомольскими функционерами от идеологии. На улицах советских городов, на крышах домов появились красочные плакаты и кумачовые лозунги с «выводами» из Кодекса и его моральными требованиями:

«Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест».

«Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов».

«Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного».

«Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку – друг, товарищ и брат».

«Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству».

«Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни».

«Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни».

Это хорошие и правильные принципы, вечно притягательные для человечества: христианство проповедовало подобное более двух тысяч лет. Но в религии главное – это вера. Верой достигается сплоченность и готовность идти на любые подвиги. Однако в послевоенном СССР веры не осталось ни во что. Ни в громогласно по-прежнему провозглашаемые коммунистические идеалы, ни в справедливость и законность диктата единственной в стране партии – коммунистической, ни в руководство страны, избранное не народом, а неведомо кем. Народ потерял в большинстве также и религиозную веру – из-за многолетней сталинской антирелигиозной пропаганды, репрессий против священнослужителей, закрытия и разрушения церквей. Всякая вера, как и тесно связанная с ней пассионарность, политическая «страстность», ушла не только из народа. Первой она покинула власти страны, руководящую и культурную ее элиту.

Если большинство случаев упадка, разложения или гибели этносов происходило в истории из-за агрессии внешних врагов, из-за климатических изменений (например, после засухи: майя, ацтеки), или ландшафтных катастроф (извержение вулкана: минойцы), то советский этнос неожиданно споткнулся вскоре после Великой Отечественной войны из-за дефекта его собственного идеологического фундамента. Идеологические «табу» на частное предпринимательство и связанную с ним «эксплуатацию человека человеком» жестоко и бездумно «оскопило» русский этнос в отношении естественных возможностей развития. Это выбило из-под народа естественные стимулы свободного, раскрепощенного труда, и как следствие вызвало торможение промышленного и аграрного развития.