Россия – возврат к могуществу. Обретение силы и национальной идеи

Однако явные протестные настроения широко не распространялись в народе, хотя и случилось восстание рабочих в Новочеркасске, с расстрелом и жертвами, затем засекреченное. В основном среди людей разливалось нечто похожее на разочарование и апатию. Ведь все-таки был мир, а это после страшной войны казалось великим достижением и «заслугой» руководства. Люди были более-менее сыты, продавался необходимый ширпотреб. Безработицы, как за рубежом, в советской стране «принципиально» не существовало, о чем трубили СМИ. На улицах люди не ночевали, как в «западных» городах: государственное жилье было у всех, – чаще общее, коммунальное, но было. Начали строить и раздавать бесплатно «остро нуждающимся» отдельные квартиры, позже появилась возможность в некоторых городах купить отдельную «кооперативную» квартиру. Народ, отвыкший за 70 лет от дореволюционного «съестного» изобилия, от политических свобод, наоборот, свыкшийся с равенством в бедности и беде, не имея возможности сравнить свою жизнь с «западной», воспринимал свое существование со спокойным равнодушием. И действительно, это был тот случай, когда протест и восстание ради большего «комфорта» народ инстинктивно понимал как ошибочные, ведущие только к ухудшению положения. Потому что только разлитое в народе понимание действительной опасности ситуации, стремление к восстановлению сопротивляемости этноса и его Силы способно подвигнуть его на революционный хаос и последующие лишения. Именно это случилось в феврале 1917 года, когда народ совершил революцию самостоятельно, неожиданно и без участия политических партий, работавших над этим десятилетия, даже к большому их изумлению.

При нарастании общего глухого недовольства в народе, явных протестных акций заметно не было. Бывали единичные «видимые» проявления «антисоветских», как это тогда называлось, настроений, но только в столице и крупнейших городах. Случались немногочисленные «пикеты» с плакатами на Красной площади, которые моментально подавлялись дежурившими агентами КГБ. Очень редко доходили слухи, что где-то арестовали «антисоветчиков», как это произошло с небольшой компанией студентов в Ленинграде в середине 60-х.

Неоднократно происходили попытки вырваться на «свободу», за границу, с захватом пассажирских самолетов. Из-за невозможности замолчать, в газетах приходилось это сообщать. Сообщили о неудавшейся попытке угона «сионистами» небольшого пассажирского самолета в Ленинграде. Другой широко освещенный в печати случай – трагический. Пассажирский лайнер был захвачен с применением оружия группой музыкантов – братьев и сестер с их матерью. То был широко известный в стране семейный джазовый самодеятельный ансамбль «Семь Симеонов». Самолет штурмовали на летном поле. Несколько музыкантов и их мать погибли, остальные члены семьи были судимы и получили сроки.

Когда становились известны такие случаи «неповиновения» и «антисоветских выходок» народ в целом относился к этому сочувственно, с любопытством, однако и с внутренней усмешкой. Прочие широко распространенные в народе «акты неповиновения»: сочинение и пересказ политических анекдотов (за которые после смерти Сталина уже «не сажали»); чтения в «интеллектуальных» кругах размноженных копий зарубежных изданий «диссидентов»; прослушивание прорывающихся в эфире сквозь «глушилки» радиопередач «вражеских» станций «Свобода» и «Голос Америки», включая любимый многими ежедневный «Джазовый час»; и, конечно, нескончаемые «политические» беседы среди своих. При таких разговорах бывалые люди всегда включали громкое радио, опасаясь «прослушки». Более сильных протестных акций «в народе» не наблюдалось.

Представление об общем эмоциональном состоянии «советского общества» в последние десятилетия его существования может дать следующая невеселая миниатюра, написанная автором этих строк в конце 70-х годов для своих друзей, без всяких надежд и попыток ее опубликовать.

«Тошно?

Дождливое, темное, как ночь, утро, когда чтобы проснуться смачиваешь из водопровода затылок, – с этого начинается новый день. Скорей, скорей – тебя ждет работа! Скорей, скорей – тебя ждут на автобусной остановке! Там много людей хотят втиснуться с тобой в автобус и ехать. Скорей!

В автобусной толпе, прижавшись к мокрым от дождя спинам и рукавам твоих ближних, первое время ты еще сохраняешь свою индивидуальность: с кем-то борешься, толкаешься, огрызаешься. Но не долго. Стиснутый, сонный и злой ты успокаиваешься. Тебе плохо. В полусонном сознании ты стараешься разыскать что-нибудь светлое, какую-нибудь радостную соломинку, чтобы ухватиться в это унылое утро. Но тщетно. И, зажатый, лишенный всякой свободы, ты смирнеешь, покоряясь своей жалкой судьбе.