Россия. XX век начинается…

Более того и как всегда, «профессиональная некомпетентность и неумелость резко отличали советских руководителей от управленческого аппарата, которые по идее должны быть присущи тоталитарным режимам, – справедливо подчеркивает А.К. Соколов. – Слабость центра в решении ключевых вопросов, неустойчивость “генеральной линии”, шараханья из стороны в сторону в политической практике и… непрерывные искажения в цепи команд, спускаемых сверху и доходивших до нижних звеньев в весьма усеченном и деформированном виде, усугубляли хаос и дезорганизацию». Общество само «вылепило из себя новые причудливые формы, сообразные с менталитетом и психологией большинства людей, подмяло под себя “единственно научную идеологию”, приспособив для этого ряд социалистических идей, нашедших в нем почву, создало на этой основе новые общественные и государственные институты»[123].

Психосоциальную неизбежность усиления репрессивности режима в 30-х годах, и насилие как «своеобразное зеркало социально-исторического подсознания» точно подметил В.П. Булдаков: «Террор подготовила раскрестьяненная молодежь, оказавшаяся у конвейера индустриализации», где Сталину отводить лишь роль «подвыпившего сельского попика, вообразившего себя Господом Богом»[124].

Культ вождя невозможно насадить сверху самыми совершенными средствами пропаганды. Троцкий был кумиром городской образованной молодежи, части пролетарских писателей, поэтов и театральных деятелей и далеко не всех его «выдвиженцев» в высшем командном составе Красной армии. Ленина же боготворили все слои населения, хотя мало кто его видел и тем более читал его статьи. Одно упоминание его имени вселяло одновременно уважение, восторг и страх, как происходило с царями, за исключением Бориса Годунова и Николая II. То же отношение в 30-х годах было и к Сталину.

Культ создавался массовым сознанием, что использовали нижние звенья бюрократии как способ самосохранения и выживания потому, что образ сурового и справедливого, но заботящего о благе народа властителя отвечал социально-психологическим запросам населения. Не случайно Иван IV стал величаться Грозным, что значит «строгий», на пике опричнины. Англосаксонский перевод Ivan the Terrible не является калькой этого русского понятия.

Искоренить чиновничье корыстное всевластие можно было насильственными средствами, как в нацистской Германии или маоистском Китае, где доминировала одна нация с устойчивыми мировоззренческими архетипами, но в многонациональном Российском государстве с различными религиозными традициями такой путь был исключен: репрессии были отчаянной, но паллиативной мерой и от них в Москве довольно быстро отказались.

Маркс остроумно заметил: «Бюрократия считает самое… себя конечной целью государства… Государственные задачи превращаются в канцелярские или канцелярские задачи – в государственные. Бюрократия есть круг, из которого никто не может выскочить. Верхи полагаются на низшие круги во всем, что касается частностей; низшие же круги доверяют верхам во всем, что касается понимания всеобщего, и, таким образом, они взаимно вводят друг друга в заблуждение»[125].

Существует иллюзия, что управлять системой легче и проще «сверху» по бюрократической вертикали, что является иллюзией. Каждый элемент системы имеет стремление к состязательности и взятия на себя функций «пограничных» отраслей, когда нарушается принцип жизнеспособности системы – целостности. В общем, энтропия элементов системы с ее ростом увеличивается, и, сегментируясь и обособляясь, система ищет фактор, координирующий противоречия между элементами и сглаживающий их, – лидера, вождя или эфемерный сверхразумный центр. С разрастанием системы вширь она испытывает перенапряжение – уже никакой лидер не в состоянии управлять ею, и тогда система венчает иерархическую пирамиду символом целостности. Но таким образом система маскирует самостоятельность элементов, а отраслевой, территориальный или национальный наместник приобретает реальную, а не символическую, неограниченную власть.

Сталин ощутил эти тенденции, персонифицируя их причины в руководстве наркоматов и регионов, обвиняя партийных работников в «национализме» и сепаратизме. Произошло физическое истребление кадров. А в послевоенный период состоялась символизация его самого: Сталин становился марионеткой в руках своего окружения, а когда после XIX съезда КПСС в 1952 году вступил с ним в противоборство, упразднив Политбюро и создав Президиум ЦК партии с преобладанием технократов, он был им раздавлен.