Россия за Сталина! Вождь народа против жуликов и воров

А вот письма Сталина Молотову — теплы и товарищески. Хотя и тут видна чертовски привлекательная душевная динамика!

Еще в 1925 году Сталин начинает письма с официального «т. (или — тов.) Молотов».

С 1926 года начинается «Здравствуй, Молотов!», «Молотову, Рыкову, Бухарину и другим друзьям», «Молотову (для друзей)…».

А письмо от 4 сентября 1926 года начато вовсе неожиданно: «Молотович! На днях у меня был Серго…» и т. д.

Позднее пошло: «Здравствуй, Вячеслав!», «Дор(огой) Вячеслав!», «Дорогие Вячеслав и Николай (Бухарин, — С.К.)!»— «Привет Вячеславу»…

Случаются и прежние «т. Молотов!», но вот 5 декабря 1929 года Сталин пишет Молотову, уехавшему отдыхать:

«Молотштейну привет!

Какого черта забрался в берлогу, как медведь, и молчишь?

Как у тебя там, хорошо ли, плохо ли? Пиши.

У нас дела идут пока что неплохо.

1) Дела с хлебозаготовками идут. Сегодня решили увеличить неприкоснов. фонд продовольственных до 120 м(иллионов) п(удов). Подымаем нормы снабжения в пром. городах вроде Иваново-Возн., Харькова и т. п.

2) Бурным потоком…».

и т. д.

И с этого момента все письма начинаются одинаково: «Вячеслав!»…

Это — уже дружба!

Без оговорок и на много лет.

Сталин был абсолютно не чванным человеком тогда, в 20-е годы, и остался таким до последнего дня, Но позже он уже не мог позволить себе публичную острую шутку, а в начале 30-х годов в нем еще прорывается молодой и озорной задор! В 1932 году на вопрос корреспондента «Ассошиэйтед Пресс» Ричардсона — здоров ли Сталин, он 3 апреля ответил:

«Ложные слухи о моей болезни распространяются… не впервые. Есть, очевидно, люди, заинтересованные в том, чтобы я заболел всерьез и надолго, если не хуже. Может быть, это и не совсем деликатно, но у меня нет, к сожалению, данных, могущих порадовать этих господ. Как это ни печально, а против фактов ничего не поделаешь: я вполне здоров».

Желание Запада, чтобы Сталин «заболел всерьез и надолго, если не хуже», не пропадало, и 26 октября 1936 года Сталин отвечает уже корреспонденту «АП» Чарльзу Наттеру:

«Милостивый государь!

Насколько мне известно из сообщений иностранной прессы, я давно оставил сей грешный мир и переселился на тот свет, Так как к сообщениям иностранной прессы нельзя не относиться с доверием, если Вы не хотите быть вычеркнутым из списка цивилизованных людей, то прошу верить этим сообщениям и не нарушать моего покоя в тишине потустороннего мира…»

Но ближе к войне, а тем более после нее, Сталин, как я понимаю, становился духовно все более одиноким.

Однажды Индира Ганди призналась в интервью: «В конце концов, каждый человек остается наедине с самим собой»…

Не оптимистично?

Да нет, просто честно…

С годами на Сталина все более наваливалась державная тяжесть могучего исторического Дела, фундамент успеха которого был заложен вроде бы прочно, Но прочно ли?

И как продолжат дело преемники?

И есть ли они — подлинные преемники?

Он не мог об этом не задумываться, но в 30-е годы время для таких вопросов еще не пришло…

О ВРЕМЕНИ с конца 20-х годов до 1938 года часто говорят и пишут как о пути Сталина к власти, Не только антисоветчик Роберт Такер, но и лояльный к Сталину Юрий Емельянов назвали свои книги об этом периоде «Путь к власти».

Николай Яковлев написал книгу «Сталин: путь наверх».

Но было ли это так? Был ли политический послереволюционный путь Сталина путем к Власти?

Рвался ли Сталин «наверх», было ли его целью это?

Думаю, и даже убежден, что — нет!

Историю все возрастающего партийного и общественного авторитета Сталина и усиления Сталина я бы называл путем к Делу...

Власть нужна была Сталину для того, чтобы делать дело и делать его так, чтобы — говоря словами сталинской статьи 1924 года о Свердлове — он мог «дать революции максимум того, что вообще способен он дать по своим личным качествам».

Гете сказал о Наполеоне, что власть для него была тем же, чем является инструмент для гениального музыканта — как только она оказалась у него в руках, он начал ею пользоваться.