Россия земная и небесная. Самое длинное десятилетие

– Ну, знаете, предположить, что миллионы лет назад Бог специально для нас заготавливал нефть, впрыскивая ее под землю, – это уж слишком! Есть же теория, что она образовалась из разложившихся живых организмов.

Но почему же они не сгнили и не переварились другими организмами? Ведь биологи говорят, что основной характеристикой природы является полный кругооборот в ней живого вещества. Одни существа питаются другими, те ассимилируют и перерабатывают остатки. В фауне и флоре ничего не пропадает, ни одной молекулы.

– Да, это, конечно, странно, но ведь имеется и неорганическая теория происхождения нефти. Правда, она еще совсем черновая и неубедительная, но, надо надеяться, геологи ее доработают. […]

Ладно, оставим в покое дела такого рода. Вам нужны, возможно, чудеса более броские и наглядные (по мнению многих современных теологов и культурологов, доказательство существования Господа может возникать лишь на основе глубокой и истинной веры в Бога. – Прим. ред.).

А как насчет Нины Новиковой из Великих Лук, которая сломала позвоночник и была жалкой калекой, а в конце шестидесятых годов чудесным образом исцелилась после молебна и сейчас абсолютно здорова?

– Это еще надо доказать. Скорее всего, ее вылечили врачи, а она приписала все Богу…

И вот так всегда. О чем ни скажешь, на все обязательно найдется отговорка. А когда вглядишься в контраргументы внимательно, обнаруживаешь, что все они сводятся к двум основным: либо «сам я не видел, а другим не верю», либо «наука еще не объяснила этого, но со временем объяснит». Первый свидетельствует о крайней недоверчивости, второй – об удивительной доверчивости. Как же это совмещается? Да очень просто. Доверчивость проявляется ко всему тому, что направлено против чуда, а недоверчивость – к тому, что говорит за него. Это показывает, что современный человек заранее убежден, что чудес не бывает, и все его воздыхания «ах, увидеть бы чудо» лицемерны. Тот, кто примет их всерьез и начнет и вправду приводить данные о чудесах, лишь даром потеряет время. Наш закоренелый атеизм непробиваем. […]

Нечто совсем хрупкое и слабое, оставшееся в моей душе от тех полузабытых времен, когда бабушка Оля заставляла меня сморкаться в тряпку и говорила: «Они большевики, потому что у них всего больше», – пересилило мое бешеное зоологическое стремление к почету, власти, деньгам и чинам и спасло мою душу.

В одну сторону тянуло то, что мне хорошо понятно: высокая зарплата, видное служебное положение, полезные связи, заграничные командировки, перспективы дальнейшего продвижения. Все это заявляло о себе громовым голосом, ослепляло своей яркостью и было предметом моего нетерпеливого жгучего вожделения.

А что тянуло в другую сторону, я даже и сказать не мог бы. Оно было тонким, хрупким и расплывчатым. Что-то вроде едва слышного «пи-бип», доносящегося из далекого космоса. Какое-то светлое умиленное облегчение: «Да нет… мы же не такие люди…» И оно перетянуло.

Сильное было побеждено слабым, ясное – неопределенным.

А много позднее, когда мечты о служебной карьере уже окончательно были мною оставлены, у меня неожиданно произошла радостная встреча с бабушкой Олей, изменившая все мои представления о силе и слабости. Наверное, это была предпоследняя наша встреча.

Со дня ее смерти прошло около года. Как-то в ранний час, еще до начала литургии, я зашел в Пименовскую церковь, что близ метро «Новослободская». Надо сказать, я очень люблю эти строгие минуты, когда почти пустой храм освещен лишь пламенем немногих свечей и тусклым предутренним светом, проникающим сквозь высокие узкие окна. Конечно, в церкви благостно и в праздники, когда яблоку негде упасть и ты чувствуешь себя частицей огромного народного тела, не подавляющего твою индивидуальность, как подавляет ее толпа на «массовых гуляниях» в парке культуры, а, наоборот, поднимающего ее до уровня соборной мудрости, – но иногда непременно надо пользоваться и возможностью побыть в храме наедине с Богом и святыми угодниками. Тут можно подойти к любой иконе, самому поставить свечку, подумать о себе, о России, о ее великом прошлом, о ее уповании на будущее; можно войти в предалтарное пространство, над которым нависает купол со Вседержителем, и с особой силой ощутить величие Творца.

Я как раз и стоял пред алтарем. Иконостас в той церкви – редкостная красота, резанный из каррарского мрамора по рисункам знаменитого архитектора Шехтеля. И, глядя на эту красоту, на удивительную кружевную резьбу по белому камню, я вдруг понял: да это же Он создал!

Он, Христос, Сын Божий.

И храм этот Он создал, а не зодчий. Зачем зодчему нужен был бы этот храм, если бы Его не было? И народ российский Он создал из диких языческих племен.